Представьте себе, что у вас семейный поход в оперу. Если на выходе вашу невесту подстрелят из-за мафиозных разборок, Эго получит травму и, вероятно, вытеснит ее в бессознательное, подавив… Простите, это был сценарий третьего «Крестного отца», адвокаты сделали мне предложение, от которого невозможно отказаться, так что перейдем к другому примеру.

Скажем, вы впервые идете в оперу. Вы наверняка призадумаетесь: что надеть, как себя вести. Есть негласные правила – ознакомившись с ними, вы решаете, что надо им соответствовать. Поздравляю!

Надводные части Эго и Суперэго пришли к согласию. Но спустя какое-то время такой наряд становится для вас привычным. И если в один прекрасный день ваш ребенок спросит: «А почему нельзя ходить в оперу в шортах?» – вы машинально ответите: «Детка, это неприлично». Иными словами, вы уже не приводите аргументов, а просто выносите моральное суждение. Вы усвоили, интернализировали то, о чем прежде размышляли и что подвергали сомнению, погребли это под толщей воды.

В остальной части Суперэго находятся некоторые культурные ценности – куда более масштабные, чем привычка наряжаться в оперу:

● религиозные убеждения;

● права животных;

● предпочтения в музыке и еде;

● любовь к застолью с ракы и рыбой под Мюзейен Сенар[30].

Часть каждой из них находится над водой, часть – на уровне воды, а часть – в глубине. Например, если мы обсуждаем концепцию «свобода слова», наш разум тут же устраивает обыск в предсознательном и предоставляет необходимые сведения в распоряжение Эго. В свою очередь, Эго при необходимости пользуется этим материалом, пытается более или менее связно рассуждать – и мы чувствуем, что все под контролем. Но если заглянуть глубже, в основе понятия свободы слова лежит более широкий ряд ценностей – либерализм, который исподволь, незаметно для вас, направляет ваши суждения и определяет ваши аргументы в дискуссии.

Если такие усвоенные вами ценности складываются воедино, как кусочки пазла, они образуют мировоззрение (или, как сказал бы Фрейд, Weltanschauung). Это идеи, которые Эго некогда изучило, осмыслило и даже наверняка с кем-то обсудило, но со временем они, как осадок, опускаются на дно и принимают форму айсберга. Нам очень сложно воспринимать идеи, которые не укладываются в этот шаблон, а если мы все-таки их восприняли, то затрудняемся оценить. И даже если вдруг нам удалось оценить эти идеи, то вспомнить и усвоить их – настоящий подвиг. Для наших мыслей куда важнее отвечать нашим текущим убеждениям, чем соответствовать внешней реальности.

На мой взгляд, самое любопытное в новом айсберге – то, что даже Эго не целиком находится над водой. Возможно, войдя в зрительный зал оперного театра, вы были всецело поглощены шевелюрой человека перед вами, которая ритмично колыхалась в такт его шагам, а сами неосознанно следовали кратчайшим путем к своему креслу. Или, скажем, некий символизм в сюжете оперы, который поначалу от вас ускользнул, всплыл на поверхность некоторое время спустя, когда вы уже почти засыпали, – причем всплыл в понятном вам, расшифрованном виде. Словно ваш мозг продолжал работать над этой загадкой в фоновом режиме.

Чтобы это объяснить, нам придется пойти дальше Фрейда. В его представлении бессознательное было заполнено мыслями, которые по мере погружения все более упрощались, желаниями, которые становились все более примитивными, символами, которые понемногу превращались в абстракцию. Там не было места для высших мозговых функций. Та часть нашего разума, которая решает проблемы, придумывает аргументы, а если не получается – то логические уловки (или сразу сознательно пускает их в ход), находилась сверху. Если так, то каким образом вы рассчитали кратчайший путь к своему креслу? Или у бессознательного есть иная функция, помимо роли «хранилища сексуальных желаний и детских травм»?