– Типа истории с Бандерой, – подтвердила Женя.

– Вот-вот, – кивнул мужчина, – я начал интересоваться. Просто нашей системе, как и любой другой, невыгодно распространяться о врагах в человечном ключе. Может, это и правильно: такие зверства забываться не должны… но лично я всегда стремился открыть для себя и то, что запрятано. Тем более так старательно и одновременно так топорно…

– Может, ты и прав, – растерялась Евгения.

– А вас, фройляйн, похоже, привлекает стиль гранж, – разрядил обстановку Вилли, поглядывая на ее прикид.

Лиске в ответ лишь пожала плечами.

– Тоже не в ладах с системой? – не унимался балагур.

– Нет, скорее с собой, – вяло ответила Женя.

– Так, значит, товарищ Вилли, ой, простите, герр Барашкин, вы назвали себя добрячком?

– Угу, – надул щеки Вова.

– А тревожить прах мертвецов в коммерческих целях – это, по-вашему, акт милосердия? – не унималась Лиске. Девушка явно хотела заманить его в ловушку.

– Знаешь, Жень, – встрял Ганс, – ты права в своем возмущении, черные копатели – те еще тварюги. Но мы не такие.

– В смысле? – спутники вновь прыснули, в процессе ломки Юджи соображала туговато.

– Мы не относимся к костям погибших воинов по-варварски, – терпеливо пояснил Виталий, – да, мы раскапываем с целью добыть предметы времен войны и, найдя оные, сбываем через проверенный сайт-аукцион, получая за это приличный барыш. И, конечно, нам встречаются останки воевавших здесь солдат. Но, заметь, мы всегда предаем их земле…

– …в соответствии с христианскими обычаями на местных погостах, – закончила за него Багира.

– Так что за нами водится только один-единственный грешок, – хмыкнул Вова Барашкин, – собственное обогащение.

Жене не нашлось что ответить…

– Знаешь, фройляйн, я тебя понимаю, сама была такой, помнишь, Вилли? – улыбнулась Юлия, отчего, казалось, ее веснушчатое личико просияло.

Ну зачем ей это пошлое разноцветное каре и ужасный комбез? Гораздо больше Юленьке пошел бы высокий конский хвост из натуральных русых волос и нормальный, «человеческий» спортивный костюмчик…

– Угу, – кивнул Вова, – как резаная верещала, что найденное непременно нужно сдать в музэй. Как же! Кто туда пойдет? Молодняк?! Щас! Их туда силком не затащишь, если, конечно, не посулить после музэя доброго пивасику… а когда их загоняют туда почти силой, «мученики» эти думают лишь о том, чтоб поскорее слинять домой, набить брюшки полуфабрикатами и зависнуть до утра ВКонтакте. Хм, рабочий люд в музэях – тоже явление редкое. Воистину, легче снежного человека встретить.

– Ну, селебы появляются раз в вечность, – поддержала Багира, – дабы удачно поселфиться и почиркать автографы, причем неважно где: в кабаке или в музэе.

– Бьюсь об заклад, – Барашкин тюкнул себя по лбу, – большинство из наших звездецов ведать не ведают, что такое капсюль, штуцер или кисет. А болванка вообще превратилась в обзывательство… и только. Это все равно что заставить Карузо петь пред жующей публикой…

«Хм, или танцевать перед нажратой», – дополнила про себя Лиске.

– В частных же коллекциях вещички эти будут всегда дороги. Я за то, чтобы артефакты доставались истинным ценителям, – закончил парень более спокойным тоном, – на теперешнем уровне развития молодняка нахождение в музэях некоторых предметов старины – не что иное, как издевательство над ними. Послушай, – обратился он к Евгении, – разве может пятнадцатилетняя прыщавая школота, мечтающая помацать сиси соседки по парте, понять ценность откопанного ржавого портсигара, истлевшего кисета, солдатского медальона, а?

– Думаю, нет, – зевнув, ответила девушка.

– Правильно, – презрительно фыркнул Вова, – для них банка пива дороже.