Тебя как-то сразу очень и везде не хватает. Все куда-то идут вместе, что-то планируют, делают, а я одна. Ты очень нужен, я совсем не привыкла без тебя. И непонятно, когда тебя увижу.

Пиши подробно обо всем, что видишь и слышишь, очень хочется понять, что такое твоя Америка и что тебе нравится в ней. С тех пор как ты уехал, думаю об этом непрерывно, не люблю ее (она нас разлучила, пусть временно) и хочу представить себя там и стать частью той, далекой пока от меня нашей жизни.

В твоем институте мне внезапно выдали твою последнюю зарплату, так что я вдруг чуть-чуть разбогатела. Все спрашивают про тебя, а мне, в сущности, нечего сказать. Оба твоих отдела в полном составе передают привет.

Мои психологические консультации внезапно пошли полным ходом. Ходят девочки, которые хотят замуж и свято верят, что я им в этом помогу – одной как раз помогла, и теперь от них нет отбоя, – а кроме того, мамы, у которых проблемы с детьми-тинейджерами, супруги, если им самим не разобраться в собственных отношениях, и все прочие. Я как-то без особых усилий становлюсь модным психологом, а мне это сейчас совсем не в радость.

Была на репетиции нового спектакля у Фоменко – «Семейное счастье» по повести Толстого (сам Л. Н. ее не жаловал и, думаю, справедливо) – и поняла, насколько же наша с тобой жизнь интересней, счастливей и проще, чем была у него. А мы так и не научились ценить божий дар легкости и совпадения желаний.

Твои заметки о русском языке в окружении английского забавны, остры и, наверное, точны, но, похоже, так было всегда. Посылаю тебе монолог из стихотворения Маяковского «Американские русские», опубликованного в сборнике «Стихи об Америке» 1925 года.

Я вам,
сэр,
назначаю апойнтман.
Вы знаете,
кажется,
мой апартман?
Тудой пройдёте четыре блока,
потом
сюдой дадите крен.
А если
стриткара набита,
около
можете взять
подземный трен.
Возьмите
с меняньем пересядки тикет
и прите спокойно,
будто в телеге.
Слезете на корнере
у дроге ликет,
а мне уж
и пинту
принёс бутлегер.
Приходите ровно
в севен оклок,—
поговорим
про новости в городе
и проведём
по-московски вечерок,—
одни свои: жена да бордер.
А с джабом завозитесь в течение дня
или
раздумаете вовсе —
тогда
обязательно
отзвоните меня.
Я буду
в офисе.

Адик, а понимаешь ли ты своих новых американских соотечественников? Как они тебе вообще?

Пока я все это писала, прилетел воробей с куском хлеба в клюве. Видно, что стреляный. Оглядывается – безопасно ли, не отберет ли кто-нибудь добычу. Есть пошел на крышу.

А.


From: Андрей To: Анна Wednesday, February 28, 11 PM

Мой родной любимый Зверь!

Маяковский все изобразил точно. Что-то подобное писали Ильф и Петров в «Одноэтажной Америке». К счастью, все-таки это не единственный язык эмиграции. Просто он самый заметный.

Привычные нам с тобой люди, которые говорят не так варварски, живут тише. Я стараюсь смотреть внимательней и видеть не только то, что сразу бросается в глаза.

Американскую речь понимаю пока больше интуитивно, всю фразу, а не отдельные слова. Причем иногда неправильно.

В НАЙАНЕ (организации, где помогают эмигрантам-евреям) познакомился с немолодым инженером, вице-президентом небольшой компьютерной компании или что-то вроде того. Его родители бежали в 30-е годы от Гитлера. Алан родился в Америке, но что такое эмиграция, знает не понаслышке, это его детство. Старается помочь и советом, и делом. Таких здесь много. Рассказал, что всегда хотел быть адвокатом, но не было возможности. Теперь ему исполнилось шестьдесят и он решил осуществить мечту. Раньше надо было зарабатывать деньги, растить детей. Наконец дети выросли, и у него достаточно денег, чтобы выйти на пенсию и начать новую жизнь. Будет поступать в университет на юридический. Рассчитывает еще поработать защитником.