Словно акула почуявшая кровь, фигура могучего зверя как будто плыла в утреннем воздухе городка.

Не многочисленные прохожие поражённо шарахались прочь и хватались за головные уборы, которые чуть не срывал ветер, поднимавшийся, когда та проносилась мимо, словно метеор проносился черный баргест.

Однако, если бы кто-то мог, хотя таковых не нашлось бы, разглядеть при такой бешеной скорости зажатую в зубах бестии корзинку, то наблюдатель поразился бы. Ведь плетёная ноша собаки даже не колебалась, и это при столь дьявольской скорости.

Петляя и поворачивая, пролетая над препятствиями, баргест с корзинкой в зубах неумолимо приближался к стоящей в отдалении от центра городка, мрачной громаде здания, чьи пикообразные купола подобно клыкам устремлялись ввысь, почти касаясь самого магического щита, в честь которого и был назван город.

В нем было величественно все и стеллы, высокие своды, широкие стрельчатые арки, массивные колонны.

Это была цитадель магов.

Приближаясь к цитадели, собака перешла на шаг.

Потом, поставив корзину на мостовую, огляделась по сторонам, как-будто желая убедится, не видит ли кто, потом отбежав назад, резко прыгнула на корзинку.

Но, оказавшись в воздухе, исчезла в клубах черной дымки, и на землю из ее клубов шагнула женская ножка в черной туфельке.

Подобрав корзинку, Госпожа Гертруда проверила ее пассажира, младенец сладко сопел, причмокивая бледным ротиком.

Убедившись, что все в порядке, ведьма посмотрела на высящуюся над ней архитектурную громаду и театрально закатила глаза.

«Боги, готова поклясться, их шарага стала еще больше, с тех пор как я тут была, – прошептала Госпожа, и вновь наклонившись к корзинке, еще тише добавила заговорческим тоном, – Вот увидишь, парень, это все от комплексов», – и быстро зашагала к цитадели.

Подойдя, однако, не к массивным воротам, а к укрытой тенью части кирпичной стены, Госпожа Гертруда, плотно прижав к ней ладонь руки, быстро провела ею по кирпичам, оставляя на поверхности розовый след из искр, сложившийся в замысловатый символ.

Проделав это, она тихо, но твердо произнесла: «Арчибальд Дэроу». Символ вспыхнул и как-будто впитался в кирпичную кладку.

Затем, после секундной паузы, по стене прошла рябь как по водной глади, и на этом же месте как бы проступила деревянная дверь.

«Кто?» – прогремел громоподобный голос.

Ребенок в корзинке захныкал и принялся возится.

«Тише ты, старый дурак!» – зашипела как кошка Госпожа Гертруда и принялась укачивать пищащую корзину.

«Это я, и мне нужна помощь».

В тот же миг дверь отворилась, и за ней возникло старческое круглое обеспокоенное лицо, которое могло помимо возраста и округлых щек еще похвастаться пышной и белой как снег бородой, образовывающей конгломерат с топорщащимися того же цвета усами.

Прежде чем лицо произнесло хоть что-то, Госпожа зашипела на него: «Тссс! Только тихо, а то разбудишь!»

«Э-м, – лицо отрыло рот, лицо закрыло рот, – что случилось Труди?» – наконец вопросило лицо шёпотом.

И вот так всегда во всех мирах и реальностях. Вы можете быть уважаемой старой знахаркой, к которой исключительно уважительно обращаются все от богачей до нищих, и вы же можете быть грозной как шторм и вселяющей в душу трепет Госпожой, к которой и вовсе побоятся обратится кто бы то ни было. Но всегда найдется человек, для которого вы будете просто Труди, и плевать он хотел, насколько вы уважаемы и грозны.

–Да впустишь ты уже меня, не видишь что-ли, у меня ребенок? – гневно зашептала Госпожа Гертруда, и, не дожидаясь ответа, вошла в дверь, предоставив человеку за ней выбор отпрянуть или быть сбитым с ног.