На одном из лифтов они все вместе поднялись на несколько этажей, свернули налево и пошли по широкому коридору. Впрочем, это был даже не коридор, а скорее анфилада холлов. С мягкой мебелью, обтянутой дорогой кожей, и живыми растениями в напольных кадках у каждого кресла. По обе стороны расходились двери. Некоторые из них были открыты. И внутри виднелись просторные приемные, также дышащие благосостоянием, но с разумной строгостью. Все холлы были отделаны каждый по-своему, но выдержаны в едином стиле и общей серо-коричневой цветовой гамме.

Череда офисов казалось бесконечной…

Так, нигде не задержавшись и не встретив по пути ни души, они пересекли все крыло здания до самого конца, снова поднялись на лифте и… пошли в обратную сторону.

Теперь уже по обычному коридору между сплошных стеклянных стен с горизонтальными жалюзи. Сквозь щели хорошо просматривались огромные, залитые естественным дневным светом, залы с десятками единообразных компьютерных столов, выстроенных рядами. В каждой из таких безликих, напичканных техникой комнат, могли работать до сотни человек. Но сейчас вокруг было пусто, как и внизу до этого. Элвис спросил, отчего так.

Последняя пятница каждого месяца в московском офисе ММК – нерабочий день. В здании минимум сотрудников, объяснил сопровождающий.

Стройные ряды рабочих мест продолжали тянуться далеко вперед, и Элвис вдруг подумал, что на него сознательно хотят произвести впечатление. И окончательно укрепился в этой мысли, когда на полпути они неожиданно остановились у очередных лифтов, поднялись, судя по продолжительности поездки, намного выше, чем прежде, и вышли на новом, обособленном этаже.

Плотная тишина и приглушенный свет заполняли пространство, отделенное от остального здания глухой стеной. Глубокий, с высоким густым ворсом ковер поглотил звук шагов, когда они шли по проходу, обшитому дубовыми панелями. Вдоль тяжелых, обитых кожей дверей с именами, выгравированными черным на пластинах темного золота. Все двери были наглухо заперты. Кроме двух, в роскошные приемные с обстановкой в антикварном стиле, картинами, писанными маслом, и причудливыми статуэтками – всеми необходимыми атрибутами респектабельности. Без сомнения, это было крыло высшего руководства.

За кабинетами оказался мраморный холл с лифтовыми кабинами. Но в одну из них – центральную – вслед за Элвисом, Дмитрием и безымянным провожатым на этот раз вошли лишь трое телохранителей. Прочие остались навытяжку на площадке.

Створки закрылись – и открылись. И Элвис опустил глаза от полуденного солнца. Стеклянная стена, вдоль которой его повели по вестибюлю, загибавшемуся полукружием, уходила от пола к потолку под углом. Элвис понял, что они – на самом острие Международной музыкальной корпорации.

Весь город был у них под ногами. Отсюда, сверху, вся его разумная геометрия читалась, как на ладони. Раскинувшиеся на километры вокруг светлые квадраты добротно скроенных кварталов, пропитанные живой струей Москвы-реки, из конца в конец были расчерчены радианами дорог, стекавшимися в одну, изогнутую дугой, и подернуты трепетной дымкой – дыханием индустриального города.

В остальном этот этаж был похож на первый. Те же холлы – только богаче и меньше, – кресла, цветы, двери. Последнюю из них, в самом конце площадки, сопровождающий распахнул внутрь, отходя в сторону и пропуская Элвиса вперед. В большую комнату без окон, с искусственным точечным светом под потолком, полную людей. Одни сидели вокруг длинного, полированного стола, другие стояли рядом по двое-трое. Их было довольно много, человек тридцать.