Методологов легко было распознать по снисходительной улыбочке, вечно гуляющей на их лицах, и по частому употреблению выражений «вроде бы», «как бы» – единственных слов-паразитов в высшей степени артикулированной речи Г.П. При общении с методологом простой смертный не мог отделаться от ощущения, что имеет дело с человеком, лишенным всяких эмоций и видящим собеседника «как бы» насквозь.

У горожан при каждом посещения Храма складывалось смешанное впечатление о происходящем в его стенах. Им все эти бесконечные проповеди, обсуждения казались непонятными, таинственными, окутанными мистическим дымом. Особенно непонятны были методологи и мистики, предшественники каббалистов, представленные во всех трех сектах. Исчисления прото-каббалистов и многоярусные рассуждения методологов оставляли их в недоумении. «Вроде бы, – делились они между собою на обратном пути из Храма, – говорят на нашем языке. Но слова в отдельности понятны, а вместе нет. Какой-то птичий язык». И чем меньше они понимали, тем сильнее проникались божественным трепетом и страхом.

А с высоты крепости Антония, возвышающейся над Храмом с северо-запада, римским воинам открывался иной ракурс: им он напоминал муравейник. Было смешно и забавно наблюдать за странными передвижениями молодых левитов, шныряющих друг за другом подобно маленьким черным муравьям.

Йешуа бен Сий по происхождению принадлежал к задокитам, ветви саддукеев. Но не примыкал ни к одной секте, хотя и прошел школу методологов. Однажды, когда саддукеи упрекнули его в высокомерии, он взял и с одинаковой убедительностью доказал правомерность одного и того же спорного утверждения с трех разных позиций. Тогда его оставили в покое, но по-прежнему продолжали уважать.

В школе Г.П. он научился видеть за высказываниями людей их скрытые намерения. Как и другие методологи, он прошел через изнурительные многодневные упражнения, рефлектируя над собственными и чужими высказываниями в той или иной конкретной ситуации. При этом некоторые чрезмерно усердные ученики Г.П. переходили от одной рефлексии к другой, потом к третьей, а оттуда еще дальше, до тех пор, пока у них ум за разум не заходил или, как говорили в школе, пока у них «крыша не поедет».

Вот тогда они и заговаривали «птичьим языком». И в таких случаях лишь Г.П. мог авторитетно взять их за шкирку и простыми словами вернуть на бренную землю. Но спасти каждого не удавалось. И во дворе Храма то и дело попадались одиноко блуждающие призраки методологов, ушедших безвозвратно к зияющим высотам мышления. Они-то и служили для римлян на башне Антония особенно большой потехой. Йешуа бен Сий не относился к их числу.

Йешуа бен Сий застал рабби Иссаххара в глубоком раздумье. Сеган ХаКодешим предложил ему присесть. В глазах Йешуа бен Сия он воплощал собою непревзойденный образец священничества.

– Йешуа, сын мой, настало время Великого Тайного Предсказания.

Второсвященник, как никто, умел взять быка за рога. Без лишних предисловий.

– Рабби, некоторые мистики в Храме, вроде бы, вычислили, что Мешиах появится в 77-ом поколении от Адама.

– Брось ты эту чушь. Глупую игру в цифры. Она не для нас. Мистики неоднократно пытались раскрыть Предсказание своими исчисленьями. Но безуспешно. Не стоит верить им во всем.

– А я и не верю, рабби.

– И правильно делаешь. У меня другое основание. Само Великое Тайное Предсказание. Однако должен тебя сразу же огорчить. Я не смогу передать его тебе перед Парокетом, в Аммах Тераксине[24].

– Почему, рабби?

Йешуа бен Сий сам потратил немало времени над текстами Торы в надежде найти кончик нити, ведущей к Великому Тайному Предсказанию. Но всякий раз терпел неудачу и тешил себя надеждой, что когда-нибудь будет посвящен как наследник Второсвященника. Теперь надежда исчезла.