В более взрослом возрасте Мара поняла, что общение с богиней – это диалог между старшим и младшим. Обычно она начинала так:

– Добрая Всежива, это я.

После чего Мара делала длительную паузу, вглядывалась в глаза морщинистого деревянного лица, будто ожидая ответа. Ответа никогда не следовало, поэтому девочка начинала что-то просить. В этот раз она молилась о благополучии сестры, как ее попросила жрица.

– Лада болеет. Дай ей, пожалуйста, сил на выздоровление, затяни ее раны.

Все это Мара произносила полушепотом, слоги аккуратно срывались с ее губ. Дауд, стоящий рядом, с усиленным вниманием наблюдал за процессом молитвы.

– Хочешь помолиться со мной?

– Нет.

– Ты веришь в другую богиню или бога?

– Я вообще не верю в богов.

Дорожка в храм проходила через кустарниковый сад, ветви которого дико тянулись к тропинке и порой цеплялись за платье. В это время года все зеленое вокруг темнело, насыщалось прохладой и влагой. Утренние туманы, полуденные моросящие дожди, ночные ливни, мягкая, податливая земля под натиском ступней. Небо затягивалось серой дымкой, из-под нее изредка проглядывало оголенное солнце. Все дышало молитвенной, мирной прохладой.

– Разве можно ни в кого не верить?

– Это не запрещено. По крайней мере, у вас.

– И почему ты решил ни в кого не верить?

Впереди лужа. Дауд перешагнул через нее, не прилагая к этому никаких усилий, а затем подал руку Маре. Она взяла его за ладонь – огромную, сухую и ледяную, а затем с ловкостью горной серны прыгнула через воду. Руку его она не отпустила и продолжила идти, держась за указательный и средний пальцы стража.

– Я видел богов, – Дауд немного наклонился влево, чтобы Маре было удобнее держать его. – Они скупы.

– Как же ты их мог видеть?

– Там, где я родился, ведется столетняя война. Все крепости мира собираются в каменной пустыне, солдаты жарятся заживо на полуденном солнце, гибнут от стрел, мечей, копий, смолы, сливаемой со стен. Каждый из солдат несет бога под сердцем и умирает с молитвой на устах. Они молчат.

– Мой брат сейчас там…Его хранит Всежива.

– Я не видел поклонников Всеживы. Ваша крепость мала и не богата солдатами.

– Всежива повсюду. Она дает нам деревья, цветы, плоды неба и земли, – свободной рукой Мара как бы охватила кустарниковый сад и указала вверх, на шелестящие кроны елей. Так жестикулировала старая жрица всякий раз, когда объясняла Маре основы мироздания.

– Это не ваши слова, госпожа, – с неким снисхождением ответил страж. – Разве Всежива растит овощи в ваших теплицах, она ли прорастила ельник, ей ли вы обязаны цветущими садами на территории замка? Это сделали ваши предки и будете делать вы. Собственными руками.

Мара задумалась. Каблучки ее туфель звонко и неровно цокали по каменной тропинке. Влажная галька отливала влажным черным цветом.

– У твоей крепости… Машинной. Есть бог?

– Нам-Карк’хтагх и есть бог. Бог из машины. Мы его детища.

– Мы – это…

– Нефилимы.

– Быть может, если вы потомки своего бога, то я – дальняя родственница Всеживы? Раз у меня ее дар.

– Вы не были за пределами замка, госпожа. Легко и приятно верить в добрую Всеживу, когда вы не видите пустыню, голые камни, палящее солнце, голод и обезумевших людей, которые едят себя, друг друга и случайных путников. На дорогах за этими стенами нет бога кроме Розда – бога солнца и горячей гибели.

– Люди едят друг друга? – глаза Мары загорелись неподдельным интересом. – Каннибалы?

– Одичавшие люди, госпожа. Вы их зовете упырями. Пустыня не щадит разум одиноких путников. Они сходят с ума, в них просыпается хищный голод. Я видел это много раз. Я не призываю вас отказаться от Всеживы, госпожа, но сам я верить в нее не буду.