Сад огражден высоким металлическим забором с холодными серебристыми прутьями. Они тонкие и выглядели хрупко, но их невозможно сломать или погнуть. Ворота обычно закрыты, но для ребенка это не преграда, ведь маленькая девочка без труда пролезала между прутьев. А если ей было нужно, то она вежливо просила пожилого сторожа открыть ворота, и он, хитро подмигивая, доставал медный ключ.

По ту сторону забора играли дети. Они догоняли друг друга, касались кончиками пальцев плеч, спин или голов (до чего могли дотянуться), и роли менялись. Увидев Мару, они не отреагировали, даже, скорее, напротив, стали постепенно отдаляться от ворот. Нет, они вовсе не были неприветливыми или грубыми, наоборот, для детей прислуги стало бы честью играть с княжеской дочкой. Только вот Марена не питала интереса к шумным компаниям. Она ждала одного конкретного человека.

И навстречу выбежал Марк. Единственный, с кем Маре интересно и приятно гулять – сын придворной работницы. От мамы он получил веснушки и жесткие кудри; между зубов у него смешная щербинка, из-за которой он иногда посвистывал в разговоре. Марк спокойный, худой, редко смотрит в глаза, не шумит, не касается ее без дозволения. Удобный. Мягкий. Похожий на нее. Он легко прошмыгнул между прутьев забора, а старик-сторож сделал вид, что задремал, чтобы лишний раз не ругать детей.

– Долго не выходила! – набегу крикнул Марк, едва не споткнувшись о еловый корень. – О, а это кто?

– А это Дауд, мой телохранитель.

Марк заметно смутился и даже затормозил подальше. Обычно с таким разгоном он умудряется перелететь через Мару или даже опрокинуть ее, но на этот раз словно невидимая стена встала перед ним.

– З… здравствуйте.

Кончики ушей Марка немного покраснели. Мара снисходительно улыбнулась, понимая чувства своего друга, ведь Дауд тоже пугал ее первое время.

– Он хороший. Далеко видит, нюхает еду и не спит. А еще он меня защищает.

– От кого? – Марк говорил очень тихо, пугливо озираясь по сторонам, а также неловко поглядывая на Дауда. Разговаривать при взрослых ему в новинку.

– От кого угодно. Вот если ты задумаешь снова кинуть в меня комком грязи из пруда, он тебя закинет в пруд целиком.

– Да ладно тебе. Мне в тот раз и так досталось от матушки.

– Мне – от няни. Ну, так куда пойдем?

– А он что, с нами пойдет?

Дауд безучастно смотрел в пустоту перед собой. Мара подумала, что ему, наверное, будет скучно в их компании.

– Ты можешь побыть здесь, пока мы гуляем. Вот там есть скамейки, где попрохладнее. А еще можно посидеть на мостике или у яблоневого…

– Не могу, – Дауд вдруг прервал ее речь, отчего Мара сильно удивилась, ведь раньше он терпеливо дослушивал до конца и даже выдерживал необходимую паузу в диалоге. – Я должен находиться рядом с вами.

– Это мой сад, мне здесь ничто не угрожает.

– Угрожает.

– Да почему? Ты нюхаешь мою еду, сторожишь мою постель, ты даже мне не даешь искупаться в одиночестве. Я у себя дома! С чего ты взял, что здесь меня повсюду подстерегает опасность?

– Ваша мама купила меня. Значит, опасность есть.

Марк наклонился к уху Мары, почти прижался губами к ее черным волосам, чтобы говорить, как можно тише:

– Твоя мама его купила?

Конечно же, Дауд его услышал. Мара раздраженно пихнула Марка локтем, он раскраснелся, покосился на Дауда. Дауд оставался невозмутим.

– И сколько ты стоил? – поинтересовалась девочка.

– Я не знаю.

– Ты даже не знаешь, за сколько продали тебя? Это же твоя жизнь! Ты должен это знать!

Дауд промолчал. Мара осеклась: видимо, она его обидела, хотя никаких эмоций мужчина не выразил. Все-таки это грубо – спрашивать, сколько он стоил, и вообще осуждать его за незнание…