– По-твоему, я не обязана, например, поддерживать беседу с сестрой о ее женихах, потому что мне это не интересно?

– Верно, вы не обязаны.

– Но я тогда буду грубой! – Мара тут же осеклась, поскольку сказала это слишком громко. Затем перешла на шепот, чтобы случайно не разбудить Галаю в соседней комнате. – Это может обидеть человека.

– Пусть обижает. У вас есть вы и ваша задача. Не распыляйтесь на то, что не входит в задачу.

Возмущение, нарастающее вулканом в груди, вдруг поутихло. Мара выглядела сосредоточенной: тонкие брови нахмурены, она усиленно кусала обветренные губы, размышляя о сказанном. Все, что имел в виду Дауд, казалось в корне неправильным, но это так приятно звучало! Подумать только: не обязательно целый час выслушивать, с кем спала Лада, как болит спина у Галаи или в какие суммы обошлись мамины поставки пустынного чая.

– Они будут злиться, если я не захочу слушать, – сама себе сказала Мара. – Будут злиться. И что с этим делать?

– Пусть злятся.

– Легко тебе говорить. Ты огромный, сильный, страшный… – Мара запнулась: некрасиво человеку указывать на его внешние недостатки. – То есть немного устрашающий. Из-за роста и лица… то есть из-за того, что у тебя необычное лицо, глаза… – Мара почувствовала, как краснеет, но ситуацию было уже не спасти, поэтому она продолжила. – На тебя страшно злиться. А если и кто разозлится, ты сможешь за себя постоять. Я вот не могу. Если я скажу сестре, что мне плевать на ее разговоры, она отвесит мне подзатыльник. Да такой, что зубы полетят.

– Не отвесит.

Мара заинтересованно склонила голову вбок, в очередной раз пытаясь разглядеть лицо стража. Но там не было ни усмешки, ни угрозы – все то же стеклянное равнодушие. Или, пожалуй, прямодушие.

– Всегда отвешивала.

– Госпожа, – Дауд сказал это с какой-то особой, слегка уловимой интонацией, – я предотвращу удар еще в замахе.


Конечно же, наутро Мара проверила его слова. Завтрак проходил как обычно, но девочка нарочно не спешила с тем, чтобы съесть овощи. Она знала, что Лада всегда долго завтракает, медленно распивая фруктовый чай. Туда она подсыпала особые травы, которые, как говорила Лада, приятно туманят рассудок. Сестра сидела в своем кресле. Золотистые локоны разметались по оголенным плечам. Очелье на лбу немного покосилось вбок, а свисающие с него ленты спутались с прядями волос.

– Что-то ты сегодня какая-то особо молчаливая, птичка, – с усмешкой бросила Лада своей сестре. – Плохо спалось? Твой Дауд, небось, глаз не сводил с кровати? Под таким взглядом и мне спалось бы дурно.

– Я хорошо спала, – кротко ответила Мара, предчувствуя, как Лада вот-вот начнет утренний монолог. По правде говоря, Мара спала отвратительно, долго не могла заснуть и все время просыпалась. Ей понадобится много ночей, чтобы привыкнуть к присутствию Дауда в комнате.

– А я не выспалась, – она стала драматично массировать виски тонкими пальцами. – Представляешь, сегодня в окно опять забрался Мирай. Ну, тот парнишка с конюшни, я тебе показывала его. Он так настойчиво висел на подоконнике, что я не удержалась. Правда, пришлось для начала пригласить его в ванную, а то знаешь, эти коноводы так ужасно пахнут… хотя, с другой стороны, в этом есть даже что-то особенное…

– Мне неинтересно, как пахнут коноводы и кто твой очередной ухажер, – Мара произнесла это очень тихо, тут же выругалась на саму себя за собственную неуверенность. Девочка не поднимала глаз на Ладу. Дауд ведь не мог соврать, он точно ее защитит?

Лада звонко хихикнула.

– Так заинтересуйся. Тебе все это предстоит. Скоро ты поймешь, насколько юношей интересует то, что у тебя между ножек. Будь благодарна и учись. У меня вот не было примера, и все приходилось познавать самой невесть с кем: старым поваром, который зажал меня в углу, немытым стражником в потном доспехе, крысоловом…