– Будь добра, утрись, – мать сказала это немного раздраженно. Лада, дожевав кусок, широким жестом вытерла лицо. Откровенно говоря, в этом и состояло все очарование старшей сестры: она ела, пренебрегая правилами этикета, ругалась, махала руками, но все еще оставалась изящной и хрупкой.

– Страшный он какой-то, – произнесла она с набитым ртом. – Бледнющий.

Мара подумала, что это очень невежливо – говорить подобные вещи в присутствии Дауда. Хотя Лада и правда остра на язык, любила пообсуждать людей не только за их спинами, но и сказать неприятные вещи лицом к лицу.

– Хотя высокий, – взгляд Лады сменился на знакомый игривый, с огоньком в глазах. Она смочила горло вином, осушив бокал до дна. – Эй, мужчина! Вы свободны сегодня вечерком?

Мать в очередной раз посмотрела на Ладу осуждающим взглядом, но сестра только звонко рассмеялась. Мара хотела краем глаза увидеть реакцию Дауда, но снова забыла о его великанском росте. Судя по тому, что он не шелохнулся, реакции не последовало.

– Полно вам, маменька, – весело произнесла Лада. Оказывается, в ее тарелке осталась только кость от утиной ножки. – Экзотичный мужчина, вот и не удержалась. А почему ты мне такого не приобрели?

– Ты поела? – мать была очень раздражена, хотя её железное терпение позволяло умело скрывать свое состояние. – Ну и иди отсюда. Живо!

Назло матушке, Лада всегда приходила быстро, а уходила медленно. Неспешно доев порцию картофеля, который тоже самостоятельно положила себе в блюдо, она поднялась с кресла. На этот раз особенно покачивая бедрами и изящно размахивая кистями рук, посмеиваясь, Лада осторожно поднималась по лестнице, шаг за шагом, намеренно вычурной походкой.

– Я буду вас ждать, – напоследок она обернулась и отправила Дауду воздушный поцелуй. – Приходите сегодня вечером.

Мать даже не взглянула на дочь: подобного рода выходки лишь закаляли её стальное терпение. Лада же, ехидно рассмеявшись, ускользнула в коридор.

Внесли десерт. Мара уже воткнула ложку в мягкое фруктовое суфле, но Дауд снова наклонился прямо перед ее лицом, втягивая воздух ноздрями. Секунды казались вечностью, и как только он поднялся, Мара с жадностью принялась за излюбленное лакомство.

– Ешь аккуратнее, – мама даже не гремела ложечкой по фарфоровой посуде. – Еще мне не хватало, чтобы ты стала, как сестра.

– Мама, а Дауд почему не ест? – спросила Мара, не отрываясь от десерта.

Тут она заметила беглый взгляд матушки. Ее серые глаза сначала взглянули на Дауда, точно на высоту его лица, но тут же взгляд устремился куда-то вдаль. Девочка поняла: мама не хочет выдавать, что Дауд ей совершенно не нравится. Он даже не противен ей: на противное она смотрит долго, выглядывая малейшие изъяны. А здесь Мара впервые увидела мимолетный неподдельный страх: маму пугал Дауд.

– Этот… как ты сказала, Дауд? Ему не нужна пища.

– Всем людям нужна еда.

– Он не человек.

Последняя фраза отрезала все вопросы Мары. Рагнеда произнесла ее с таким остервенением и с такой жесткостью, что девочка поняла: вопросов больше не задавать. Матушке крайне неприятно разговаривать о Дауде и, более того, ей неприятно его видеть. Хоть Мара сама побаивалась немигающих безбровых глаз мужчины, она все же питала к нему некое сочувствие и желала оставаться тактичной. Ведь этому ее учили.

Как оказалось, Дауд всегда должен присутствовать в одном помещении с Марой. Обычные стражники молча подпирали двери спинами и зевали, но у Дауда особая миссия: чуять, слышать и видеть все, что происходит вокруг девочки. Ей это доставляло некоторые неудобства. Более всего неприятно было наблюдать за затылком Дауда, когда она принимала вечернюю ванну. Старуха Галая, няня, помогала Маре снять рубаху, платье и юбку, проверяла рукой воду на тепло, но сама то и дело косилась на мужчину.