– Да, был разок…

– Вам понравилось?

Я развернуто описал, что именно думаю про Португалию и Лиссабон в частности.

– Да? А мне понравилось, – тряхнула Клаудия головой. – Я была там дважды, но не в Лиссабоне. Может, вам просто не повезло с погодой, или вообще…

– А чем Греция не нравится?

– Ну, я живу здесь уже двадцать пять лет. Со стороны кажется, что все хорошо: море, солнце, все такое. Но это в глазах туристов. Здесь тяжело. Я имею в виду, психологически, иностранке, здесь, в старом городе. Плюс этот дурацкий кризис, который непонятно когда кончится. – Говоря это, Клаудия смотрела в потолок. Потом повернулась к моему углу: – Поймите правильно: здесь есть хорошие, замечательные люди, у меня есть друзья. Но самое грустное, что большинство греков именно здесь, в Олд-тауне, не хотят развиваться. – Клаудия отхлебнула из бутылки, и прибавила оборотов. Ее будто прорвало:

– Многие из тех, что живут здесь, плохо образованы, они неактивны, им достаточно того, что они унаследовали, – но посмотрите вокруг: ведь живут как в руинах! Те, кто поактивнее, еще молодыми выбираются отсюда, потому что здесь нет развития. Тут, в старом городе, просто нельзя ничего менять: можно только сувенирами торговать. А те, кто остается, ревнивы к чужим успехам, но сами как-то улучшать свое положение не готовы. Чувствовать ревность соседей неприятно, тем более иностранке.

– Так какой план? Продать свои дома и уехать?

– Я уже выставила их на продажу.

– А что думает Роксана? Ведь вашу дочь зовут Роксана?

– Да, как вы узнали?

– Это имя на половине картин в доме.

– Я сразу поняла, что вы умный, Алекс, – неожиданно произнесла Клаудия бронебойный комплимент, как будто гвоздь забила. Но ее улыбка сгладила тяжеловесное впечатление, и я решил проглотить эту лесть, или сарказм, или что бы там ни было. – Роксана не будет жить здесь, она переезжает в Милан. Мы говорили с ней об этом. Я спросила: «Я хочу продать дом, ты не против?» – «Против, против! У нас такой классный дом! Я хочу приезжать сюда летом, привозить друзей!» – «Да, но я хочу переехать. А хочешь ли ты вместо Милана или Рима когда-нибудь вернуться и постоянно жить здесь?» – «Нет», ответила Рокси. Вот и весь разговор, о чем еще говорить?

– Понятно. – Я добавил вина в свой бокал, вопросительно посмотрел на Клаудию, но она так же молча помотала головой и приподняла пивную бутылку, подтверждая свой выбор. Кажется, мы начинали ладить и даже понимать друг друга без слов. На телевизор хозяйка уже не отвлекалась.

Я собрался было продолжить копаться в ее мнениях о странах и европейском кризисе. Но тут вдруг раздался звук дверного звонка – мелодичный, наподобие церковного колокола, который извещает о начале мессы. Я сжал открывшийся было для следующей фразы рот, а Клаудия проворно обернулась в сторону двери и громко крикнула: «Входите, открыто!», и, полуобернувшись ко мне, быстро проговорила:

– Думаю, это Эли. Тот парень, о котором я говорила.

Ворота во дворе громыхнули, впуская нового гостя. По дорожке размеренно прошлепали пляжные тапочки, и через несколько секунд в проеме двери за москитной сеткой нарисовалась высокая фигура в коротких шортах и белой футболке. Фигура отодвинула москитную сетку рукой, и в дом, чуть пригнувшись на входе, вошел здоровенный загорелый парень с немного растрепанными темно-русыми волосами и легкой улыбкой на по-модному небритой правильной европейской физиономии – разве что с широковатым носом.

– Элиии! Привееет!

Вошедший сделал несколько шагов от порога, слегка кивнул нам, оценивая обстановку. Мне было удобно на диване с бокалом в руке, и я вежливо улыбнулся. После секундного разглядывания Эли склонился к Клаудии, мягко возложил руки на ее плечи и поцеловал в подставленную щеку.