Пока Джен и Джеф заканчивали накрывать на стол, беседуя с Роуманом, Стелла Роуз решила показать мне дом.

– А что здесь? – спросила я, заглядывая в приоткрытую темную комнату.

– Эта комната для всего. – сказала Стелла Роуз и улыбнулась, – Ну, папа хранит здесь свои ненужные вещи, а мама занимается йогой. – дополнила она, заметив мою неловкую улыбочку.

– А, теперь понятно. – внутри я почувствовала легкое облегчение, – а где твоя комната?

– Пошли. – радостно сказала Стелла Роуз и развернулась.

Дом был достаточно большим, но выглядел уютным и простым внутри. Мебель казалась мне огромной.

– А вот и моя комната. – Стелла Роуз резко остановилась у белой двери и распахнула ее на ходу.

Когда мы зашли внутрь, первое что я увидела – это кровать с большими подушками и невероятно мягким и уютным одеялом. Она была с белыми металлическими бортиками, на одном конце которого весел рюкзак. Стелла Роуз зажгла прикроватный светильник, и я смогла увидеть остальные детали. Рабочий стол, практически полностью забитую книжную полку и электрическую гитару в другом углу.

– Играешь? – спросила я, не отводя взгляда от гитары.

– Да, это мне отец подарил. – на ее лице проскочила легкая улыбка.

Мне невероятно хотелось услышать, как она поет и играет. Но попросить ее об этом я стеснялась.

Стелла Роуз пригласила меня присесть на кровать. Мы мило побеседовали, и я узнала, что буду учиться с ней в одной школе, вот только она в выпускном классе. Мы могли быть в одном классе, но так как в России другая система образования, вышло именно так.

Мы сели за стол. Все было прекрасно, создавалось впечатление будто мы сидим не дома, а в ресторане. Однако теплое чувство уюта продолжало укутывать мое тело.

– Элизабет, а почему ты приехали учиться в Нью-Йорк? – спросила меня Джен.

– Я давно мечтала об этом, да и подруга пригласила.

– А в каком городе ты живешь? – сделав глоток вина, продолжила она.

– Москва.

– О, это прекрасный город. Мы были там, когда-то.

Я продолжила улыбаться. Улыбка не сошла с моего лица ни разу с тех пор, как мы приехали сюда. Все улыбались в ответ.

– Русские, самые недооцененные люди, вы не поняты, – вдруг эмоционально заговорил Джеф, – вас считают злыми и недружелюбными, а вы самые добрые и вежливые люди. Только во время принятия каких-либо значительных решений, вы можете быть жестокими даже к самим себе.

– Это правда, – согласилась Стелла Роуз, – я успела познакомиться с некоторыми людьми в Москве. И хочу сказать, что вы очень образованные.

Я, слегка поджав губы, еле заметно кивнула в ответ. Глаза мои были грустными. Меня саму очень задевала эта тема. Как мама любит говорить: «Настоящая патриотка!». Она всегда смеялась после этой фразы. Как же я по ним скучаю.

За все время, проведенное здесь, в этой стране, я поняла, что безумно соскучилась по России, а именно по природе. Здесь нет таких пышных берез и елей. Здесь все по-другому.

Вечере был веселым и мы много смеялись. Когда Джеф и Роуман стали говорить о работе, я, Джена и Стелла Роуз пошли в комнату стояла аппаратура. Я попросила Стеллу Роуз спеть.

– Вот здесь мы с папой и убиваем время, – сказала Стелла Роуз, включая свет.

В комнате стояло два микрофона на стойках, колонки, компьютер, гитара, два больших барабана и синтезатор.

Стелла Роуз встала у микрофона, чтобы распеться. Я уже тогда замерла. После она стала петь. Мы с Дженой стояли и слушали.

– Каждый раз я слушаю ее как в первый. Моя девочка! – улыбаясь, гордо сказала Джен.

Когда Стелла Роуз закончила петь, у меня проснулось дикое желание встать к микрофону. Страха не было. Я чувствовала себя как дома и это меня радовало.