Оторвавшись от размышлений о бытии этих крепких аристотелей, я все-таки смилостивился и направил ход папиных мыслей в праздничное русло:

– Итак, все-таки! Кутузов поступил в ВУЗ! И ты, папуль, можешь смело отпраздновать данное событие!

Отец клятвенно пообещал, что все будет очень культурно, сдержанно, интеллигентно (наверное, вспомнил веселье при обмывании моего дня рождения в деревне у родственников с дегустацией вкусняшки). И тут телефонная трубка приятным женским голосом напомнила, что время разговора вышло… «Пи-пи-пи-и-и», – проголосило мне в ухо, и, выйдя на сверкающий проспект, я ощутил себя счастливым покорителем какой-то цветущей вершины.

Ранее упоминалось о том, что отец – химик высшего разряда и ему было свойственно крутиться не только на заводе «Химволокно», но и на нашей четырехметровой кухне. Поэтому неудивительно, что, когда я прибыл, наконец, домой, наша встреча началась с показа десятка банок с подозрительными заквасками и натянутыми на них резиновыми перчатками.

– Что ЭТО, папа? – я попробовал поздороваться с резиновой рукой. – Декорации для театра юного зрителя? Или ты делаешь какие-то жидкие удобрения?

– Возможно! – знаток не обратил внимание на рукопожатие, а продекламировал Омара Хайяма: – Не выращивай в сердце печали росток, книгу радости выучи ты назубок! – И добавил в прозе: – Ты, Ляксей, живи по велению сердца! Не известен отмеренный страннику срок! Это, сынок, тебе не роботов клепать.

С этими словами профессионал снял с одной из хлебосольных банок перчатку.

– Подойди… Что видишь ты? – интригующе спросил мастер своего дела, подсовывая мне под нос жидкость в хозяйственном сосуде. – А ведь это, парниша, только начало! – с огоньком в глазах, предвкушая чудо, протянул отец. – А далее все по технологии, при поддержке душевных порывов и температурных режимов. Вот бабушка печет пирожки, и они такие вкусные – почему? А? А потому, что с любовью печет. Вот и я всю душу и все свои способности вкладываю, чтобы получить лучший из лучших результат!

И тут я вспомнил, что на даче у нас растет черная и красная смородина, черноплодная рябина и другие ингредиенты для его творческих экспериментов. И все они окружены чуткой заботой и чарующей любовью.

– А вот здесь – настойка из яркой калины, витаминов – тьма! – батя громко сглотнул и поднес к моему носу емкость, как подносят олимпийскую медаль победителю. Лучшие сомелье позавидовали бы, услышав, с каким вдохновением рассказывает он о химических реакциях, физических раздуваниях перчаток и способах улучшения вкусовой гаммы настоек.

– Это – не простой метаморфизм, а творческое движение, некая церемония преображения винных бактерий! – ворковал шаман, и я понял, насколько глубоко он вник в эту тему. Опасно и счастливо глубоко!

* * *

Я, неискушенный, полностью доверял его пытливому уму и созидательному совершенствованию данных изобретений. И через денек, прихватив пару баночек, отправился в столицу «маркировать» свое поступление с будущим цветом технической интеллигенции.

Во временном общежитии для поступивших мне выделили растянутый в области спины железный гамак, напоминавший койку. Заявляю уверенно, Квазимодо был бы от него без ума. Огромное помещение походило на просторную ленинскую комнату. Подоконник украшало славное дерево-кактус. «Понимаю тебя – ты огурец, только глубоко разочарованный в жизни», – подумал я и вздохнул, вспомнив мамины перины.

В «доканате» секретарша пригрозила:

– Первокурсник обязан отдать дань альма-матер, отработав пять дней на благо общества! А если не придет, то все может быть!