— А нечего было приезжать позже остальных! — Неприятный тип с размаху уселся на кровать и закинул ноги на спинку, даже не сняв грязных сапог. — Кто опоздал, тот не выбирает.

— Не моя вина, что дороги размыло — Элмерик пристроил арфу у входа, после чего снял промокшую куртку, встряхнул её и повесил на гвоздь рядом с чьим-то клетчатым пледом в зелёно-жёлтых клановых цветах. Такие носили только в Холмогорье — значит, кто-то из новобранцев был его земляком.

В комнате мальчиков, куда Элмерика направил мастер Дэррек, было на удивление сухо и тепло, даже несмотря на затяжные дожди. Похоже, тут не жалели дров и печь топили как следует. Судя по запаху, на кухне совсем недавно готовили варенье или сидр — весь первый этаж пропах мёдом, пряностями и перебродившими яблоками. Признаться, от деревенской мельницы бард не ждал особой роскоши, и тем было приятнее, что трёхэтажный каменный дом — почти особняк — оказался большим и добротным, а их комната с толстыми белёными стенами, невысоким потолком и одним окном, выходившим в сад, — вполне просторной даже для четверых новобранцев. Но вот этому вертлявому задире, видать, было тесно...

Больше всего на свете Элмерику сейчас хотелось бы сбросить мокрые вещи, забраться под одеяло и поспать пару часов после длинной дороги. И не то чтобы ему было столь важно заполучить место у окна, но сдаваться без боя он тоже не собирался. Поэтому предложил самый простой выход:

— Нас четверо, кроватей тоже четыре — может быть, вытянем спички?

— От-тличная идея! — обрадовался ещё один обитатель комнаты — румяный широкоплечий здоровяк, едва умещавшийся на шатком деревянном табурете.

Элмерик подумал, что если тот распрямится, наверняка упрётся головой в потолок: в верзиле было футов семь, не меньше. — Я с-согласен: так будет чест-тно и н-никому не обидно. П-правда, Джерри?

Странно было видеть, как такой великан смущается и заикается, комкая в руках край очень простой на вид, но пошитой из дорогой ткани рубахи. Бард удивился: он привык думать, что высокие и сильные люди должны чувствовать себя увереннее всех прочих.

— Меня зовут Джеримэйн, тупица! — огрызнулся мелкий задира, вмиг забыв об Элмерике. — Я не давал тебе разрешения называть меня коротким именем! Запомни: хоть ты и Глендауэр, здесь не поместье твоего папочки и мы тебе не слуги, ясно?

Бард невольно присвистнул. Кто бы мог подумать! Наследник самого Глендауэра, лорда Трёх Долин — и где, на деревенской мельнице! И как только богатый землевладелец отпустил своего единственного сына обучаться к Соколам? Или, может, этот пышущий здоровьем гигант с волосами цвета переспелой пшеницы тоже сбежал из дома, и теперь безутешный отец ищет непутёвого сыночка по всем окрестным лесам и болотам с егерями да гончими? Если так, то вскоре тут может разыграться та ещё семейная драма...

— Т-так разреши. — Глендауэр-младший обезоруживающе улыбнулся. — Б-боюсь, я не смогу запомнить... к-клянусь п-пеплом и в-вереском, это не пот-тому, что я т-тебя п-презираю или с-считаю с-себя в-выше д-других.

Элмерик знал, что никто не будет разбрасываться подобными словами. Пеплом и вереском в Объединённых Королевствах и близлежащих землях клялись с незапамятных времён. Поначалу это была нерушимая клятва чародеев, но потом её стали использовать и простые смертные — в особых случаях. Считалось, что если давший такую клятву нарушит её, то тотчас же превратится в прах. Видимо, несправедливое обвинение задело великана за живое...

— Да пошёл ты! — фыркнул Джеримэйн. — Сложно ему, гляди-ка! Не привык напрягаться и думать головой? Это потому, что вам, богатеям, с детства всё слишком легко достаётся!