И… Прикосновение. Оно должно быть осознанно. Первое, памятное. Ощущение тепла чужой ладони… но огненная женщина, не давая мне и пары мгновений запомнить это самое прикосновение, крепко сжимает пальцами мою ладонь и требовательно произносит:
- Клятву, принц! Обещай, что будешь для меня ласковым и послушным мужем. Твоё собственное обещание.
И под кронами храма повисает тишина. Слышно, как ветер колышет листву, как чирикают птицы наверху, как вокруг звучит своей песней лес. А она нарушает это звучание. Она и её люди. Её воины звенят напряжением, словно ожидают нападения. Окила с видом ребёнка, впервые выбравшегося на ярмарку, с восторгом, никого не замечая вокруг, разглядывает каждую деталь храма через свою волшебную линзу. А сама Файза вместо счастливого выражения лица светится какой-то злобной решительностью.
И понятно дело, что я сейчас не смею ей ни в чём отказать. Я вижу, как отец кивает, подталкивая меня произнести требуемое. Просто… я задумываюсь, а какой именно смысл она вкладывает в эти слова. Ну ладно послушный. Она объяснила отцу, что, так как я сильно моложе, должен, словно ребёнок, подчиняться ей для своей же безопасности. Я – ребёнок?! Но ласковый… На языке моего народа это слово означает «заботливый, приветливый, дружелюбный». Но если его перевести на язык людей того берега, оно также станет иметь значение «проявляющий любовь». А на языке железных людей оно родственно слову, означающему «прикасаться к телу любимого». И почему-то сейчас, глядя в глаза этой женщины, мне кажется, что она вкладывает именно последний смысл. Здесь! Под кронами храма!
И я, конечно, в любом случае произношу и эту клятву. Возмущаться буду после того, как она спасёт наш лес. Послушный вовсе не означает ни безответный, ни на всё согласный. Да и это своё «ласковый» произносила то она на моём языке.
И всё снова резко ускоряется.
Первым делом Файза сжимает серьгу на своём ухе. Так железные люди обращаются к небесам. Там на небесах живут их боги:
- Нассар, просыпайся!
Потом уже, словно забыв обо мне, прямо тут, из круга, оборачивается к своей сумасшедшей советнице:
- Окила, как думаешь, от парочки восьмисотых по тому берегу волна будет?
Сумасшедшая отвлекается от своей линзы.
- Ну и вопросы, капитан. - Она вытаскивает из кармана волшебный камень, который железные люди использовали для расчётов. – Ну… будет, конечно … Но торги идут на небольшой возвышенности. А дальше в долины уровень ещё выше. Так что, может, только в низинах на западе кого затопит, да лодки у причалов раскидает.
И Файза кивает на это и шагает из круга прочь. Одна! Без меня! Уже полностью увлечённая происходящим:
- Ясно. Мягко донеси до ушастиков эту мысль. Люди в низинах должны срочно унести свои задницы куда-нибудь повыше. Причём сделать это без шума. Уверена, у мионцев на ярмарке, насколько бы они ни были бого-двинутые, есть связь. Да и среди броули хотя бы парочка в шерсти что-то такое таскает. И если они смекнут, что готовится, и доложат на тот берег, там схватятся за оружие.
Отец внимательно следит за разговором, но, конечно, не понимает ни слова. Файза говорит на языке железных людей. Потому после каждой фразы он переводит вопросительный взгляд на меня. И я, каждый раз, одними глазами показываю ему, что всё идёт правильно. Эта женщина действительно готовится к войне. Как бы она ни была лжива в своих улыбках, как бы ни были грубы слова, которые она говорит на своём языке, она действительно никогда ещё не предавала наш народ. И сейчас тоже, кажется, готовится выполнить обещанное.