Отдыхали мы у бабушки, загорать выезжали в город, местные турбазы разрешали пройти на пляж. Я уже в классе шестом был довольно смышлёным и взрослым пацаном, не боялся оставаться один на пляже, а родители могли вдвоем прогуляться по набережной. Вовка, помню, что-то съел и остался у бабушки дома, он вообще трудно переносил поездки на автобусах по горному серпантину. Автобусы, старые ЛАЗы либо ПАЗы, уже не помню, как назывались, но со скоростью десять километров с рёвом пытались преодолеть очередной перевал. Окна открыты, автобус забит под завязку. Местные привыкшие, а мы всё-таки по более прямым дорогам накатывали свое детство.

Пляж, галька, лежать не особо приятно, постоянно что-то упирается в спину, но тогда после автобуса и меня мутило – я уснул, сильно обгорев. Но сейчас моя задача была просто насладиться моментом, как я сказал, посмотреть на небо. Хотя тут было на кого положить взор. В метрах пяти лежали женщины. Если рассматривать их с того возраста, в который я был перемещён, видимо, я как-то не совсем понял, что женщины раздеты наполовину. А тут моё взрослое сознание не упустило данный факт, пришлось немного поглазеть, благо, были тёмные огромные очки отца, которые позволяли сделать это более незаметно. Если не считать, конечно, что я повернулся набок в их сторону. Народу было много, между девушками и мной лежало ещё пара человек, так что, можно сказать, я оказался не замечен.

– Ты должен был смотреть на небо, а не разглядывать тут голых девиц.

– Ну, вообще-то, я должен здесь был уснуть и сгореть докрасна, чтобы потом всю сметану в доме потратили на меня. А вид женской груди расслабляет получше любого пейзажа, это даже где-то в научной литературе вычитал.

– Да не говори? В научной? Чтоб ты знал, статьи из вашего Инстаграма или Дзена – это не научные статьи. Время, нам пора.

– Я не смогу увидеть родителей?

– В этот раз уже нет, прости.

Если честно, они всегда со мной, я это просто чувствую. После их гибели тяжело было. Мы с братом не могли поверить в происходящее, мир рухнул в одночасье. Не сказать, что мы были молодыми, время нас быстро сделало мужиками, но к таким вещам нельзя подготовиться и быть как-то настолько взрослым, чтобы спокойно понять и принять происходящее. Но одно я тогда очень сильно почувствовал – это то, что они поселились в моём сердце навсегда.

– Скажи, они были ещё довольно молоды, отцу только отметили пятьдесят. Почему так произошло, ответь мне?

– Процесс вашей деятельности утверждён без моего участия. Я работаю с тем, что есть. Если происходит сильный сбой, и судьбы начинают рваться, а последствия приводят к катастрофическим результатам планетарного масштаба, я могу вмешаться, всё остальное происходящее принимается как должное, и тем самым является неотъемлемой частью вашей эволюции. Смерть – это не конец. Так что твои чувства тебя не обманывают. Со временем ты поймёшь это.

– Мне кажется, я это уже понимаю.

Щелчок, всё потухло.

– Куда дальше? Я начинаю уже втягиваться.

Последние годы я в принципе не занимался какой-либо активной деятельностью. Эта сумасшедшая активность была мне знакома по работе в своём городе. Напряженный ритм и возможность что-то решать на грани фола всегда меня заводили и заряжали энергией.

После того, как мы переехали в столицу, жизнь перестала кипеть в рабочих буднях и постоянных разборках. Настал период, как это модно говорить, дауншифтинга. Столица с каждым годом стала развиваться сумасшедшими темпами. Помню эти первые пробкостояния. От безделья начал выпивать. Этот период тоже особо не запомнился, так как пролетел в угаре. Цены позволяли съездить за границу, тогда россияне открывали для себя восточные побережья. Веселье и жуткое ежедневное похмелье до хорошего не доводили. В конечном счёте, оказался в клинике Пиотровского. Пришлось себя восстанавливать с помощью врачей. Но эти два года можно было списать на инерцию от той сумасшедшей жизни. Главное – смогли выжить и ещё что-то заработать. Год там был за два. Но именно этого ритма сейчас мне и не хватало. И как только организм почувствовал хоть небольшое нужное напряжение, сразу же захотел добавки. Тормозить, конечно, трудно – инерция, заданная в своё время, была неудержима, помогал спорт.