– Внимание, множественная активность в двухкилометровой зоне.

В очередной раз, может, в десятый за последнюю неделю, сработал сигнал тревоги. Интеллектуальная система сбора информации с датчиков, камер, дронов не сигналила по пустякам. К границе выдвигались мобильные группы. Скорее всего, без каких-либо результатов – постоят, посмотрят и вернутся. Все сигналы ничем не подтверждались. Стационарные посты, к сожалению, в этой глухой местности были расположены с большим интервалом – от пары десятков до полусотни километров. Уже много лет не возникала необходимость обеспечивать особо пристальный контроль, граница была «на замке» в силу естественных причин – непроходимые леса и полоса болот, как раз по нашей стороне границы. Спецназ пограничников каждый раз выезжал по тревоге в броне и на вездеходах. Представить, что кто-то из гражданских нарушителей попробует пробраться через глухомань с одной известной ему целью, можно было исключительно в порядке теоретического рассуждения, предполагая, что цель, вероятно, стоит того, чтобы так всерьёз рискнуть собственным здоровьем и, возможно, жизнью. Помимо прочего, на той стороне проживал народ, говорящий на таком же языке и только в силу определённых геополитических катаклизмов отделившийся и заживший свободной, самостоятельной жизнью. Поэтому сигналы тревоги поначалу воспринимались как досадные, но неотъемлемые атрибуты пограничной службы – а как иначе, звенит, значит, надо ехать проверять, что-то типа учений. Тот факт, что народ уже давно относился к иному государству, не просто был соседом, а уже членом Альянса, то есть входил в коалицию, настроенную скорее недружелюбно, чем нейтрально, не сильно укладывался в голове и, вообще, воспринимался как обстоятельство из какой-то другой, параллельной вселенной. А здесь и сейчас – это соседи, почти земляки. И жили там обособленно и со своими проблемами. Так это нормально, мы сами такие же.

– Множественные воздушные цели. Десять… двадцать… тридцать…, – монотонно выдавал бортовой компьютер командирского вездехода. – Сигнатуры неизвестны.

– Небиологического происхождения, – прервал компьютер уже почти готовый сорваться с языка вопрос о естественном происхождении активности.

– Может, птицы, аисты какие-нибудь? – неуверенно произнёс командир отряда. – Или система глючит? В штаб сообщал о необходимости комплексной диагностики системы наблюдения, те что-то ответили? – это уже было адресовано оператору – солдату-срочнику, сидящему в наушниках в дальней части командирского отсека и с видом старательного отличника таращившегося в многочисленные мониторы.

– Никак нет, товарищ капитан.

– Что, «никак нет»? – съязвил офицер с капитанскими погонами. – «Никак нет» – не ответили, «никак нет» в необходимости диагностики или ты, балда, «никак нет» – не отправил запрос в штаб?

– Никак нет – не ответили, – радостно сообщил оператор.

Офицер закатил глаза, но удержался от комментария, что если запрос направлен давно – уже неделю система сходит с ума, то можно и написать ещё раз или позвонить, узнать, в чем дело.

– Все надо делать самому… – вздохнул и прильнул к окулярам перископа.

– У нас здесь опушка леса, прямая видимость. Должны были что-то увидеть… Чтобы там ни летало, может, дети воздушных змеев запускают, может, фестиваль у них или ещё какая-нибудь ерунда, то мы бы увидели. Единственная причина – если они осознанно прячутся. Могут воздушные змеи осознанно прятаться? – риторический вопрос был воспринят правильно, и состоящая из четырёх человек, запакованных в композитную броню, группа сопровождения во главе с сержантом дисциплинированно промолчала, с философским равнодушием скользя взглядом по кромке леса через смотровые щели боевой машины. Как и положено действовать наряду, поднятому по боевой тревоге.