Что же это получается? – прямо азартное рыцарское соревнование времен феодализма за переходящее знамя, ой, извините, заветную подвязку Прекрасной Дамы с надписью L’amour infini («Бесконечная любовь», фр.). Бесконечная – значит, видимо, только для тех, кто не ведет счет времени, или, во всяком случае, находится с ним в особых отношениях. Как, например, этот необычный персонаж: «Инженер без карманных часов! Он не был небрежен или рассеян. Наоборот, Маргулиес был точен, аккуратен, хорошо организован, имел прекрасную память. И все же у него никогда не было карманных часов. Они у него как-то „не держались“… Он узнавал время по множеству мельчайших признаков, рассеянных вокруг него в этом громадном движущемся мире новостройки. Время не было для него понятием отвлеченным. Время было числом оборотов барабана и шкива; подъемом ковша; концом или началом смены; прочностью бетона; свистком механизма, открывающейся дверью столовой; сосредоточенным лбом хронометражистки…» [Катаев 1983, с. 427].

Герой, который ради достижения совершенства в своем строительном деле, ради перекрытия феноменального рекорда харьковских бетонщиков (306 замесов в смену) готов на полную концентрацию сил и мобилизацию профессиональных навыков: «Моргулиес был неузнаваем. Куда делись его вялость, нерешительность, шепелявость! Он был сдержанно весел, легок и точен в движениях, общителен. Совсем другой человек. Он хлопнул себя по карману, вытащил исписанные карандашом листки и разложил их на лавке. – Ну-с, дорогие товарищи. Десять минут внимания. Мотайте на ус. Небольшая статейка, называется „Ускорить изготовление и дать высокое качество бетона“. Из номера от сегодняшнего числа газеты „За индустриализацию“» [Там же, с. 378 – 379].

Как и прославленный идальго, инженер участка номер шесть Магнитостроя ради благой цели не боится действовать вопреки традиции, преодолевая вязкие коллоидные смеси обыденности и равнодушия: «Налбандов желчно смотрел поверх плотины вдоль озера. Здесь все напоминало ему о Маргулиесе. Плотину строил Маргулиес. Это он рискнул в сорокаградусные морозы применить кладку подогретого бетона. Тогда Налбандов считал, что это технически недопустимо. Это шло вразрез с академическими традициями бетонной кладки. Маргулиес осмелился опрокинуть эти традиции. Налбандов ссылался на науку. Маргулиес утверждал, что науку надо рассматривать диалектически» [Там же, с. 396 – 397].

А недюжинная, взрывная энергия мечты? Разве не из нее Дон Кихот черпал свои силы для многочисленных рыцарских подвигов? Маргулиес, говоря о составляющих быстроты строительства, называет эту энергию другим словом, но без нее никак не оторваться от земной тверди: «Маргулиес сдержанно провел по бумаге острием карандаша тонкую прямую черту. – Она складывается из рационализации процесса подвоза инертных материалов – раз, из правильной расстановки людей – два, и, наконец, из… – Ему очень трудно было произнести это слово, но все же он произнес без паузы: – и, наконец, из энтузиазма бригады. – Он произнес это слишком патетическое и газетное слово „энтузиазм“ с такой серьезной и деловой простотой, как если бы он говорил об улучшении питания или о переводе на сдельщину» [Там же, с. 442 – 443].

У инженера Маргулиеса особые взаимоотношения со временем, у автора «Время, вперед!» – с силами стихии, преображенные писателем в зримые, впечатляющие метафоры. Это и сильнейший ветер, рождающий степные бураны: «Четыре ветра – западный, южный, восточный и северный – соединялись снаружи с тем, чтобы воевать с человеком. Они подымали чудовищные пылевые бураны. Косые башни смерчей неслись, закрывая солнце. Они были густые и рыжие, будто свалянные из верблюжьей шерсти. Копоть затмения крыла землю. Вихрь сталкивал автомашины с поездами, срывал палатки, слепил, жег, шатал опалубки и стальные конструкции» [Там же, с. 245].