– Извините за прогул, господин Дольвейн, – пробубнил Май.

Лицо директора немного разгладилось. Теперь он даже выглядел моложе, и Омарейл вспомнила, что брат Бериота был младше того на три года. Дану Дольвейну было тридцать, но из-за мрачного выражения лица и короткой черной бороды Омарейл в первые минуты дала бы ему не меньше сорока. Теперь же она видела, что это был довольно молодой мужчина с умными, чуть прищуренными глазами и широкими бровями, благодаря которым мимика его лица была очень выразительной.

– Вам вменяется три дополнительных дежурства на этой неделе, – сообщил директор и с вызовом поднял бровь.

«Попробуй возрази», – читалось на его лице. Май не посмел.

– Да, господин директор, – обреченно отозвался он.

– Можете быть свободны, – сообщил Дольвейн и выжидательно уставился на Мая. – Вы же куда-то спешили, когда заметили меня. Если не ошибаюсь, вашей последней фразой перед тем, как я настиг вас, было «уходим».

Май нахмурился, развернулся и кивком головы предложил Омарейл следовать за ним.

Он позвал Омарейл пойти пообедать в ближайшую таверну. По пути она спросила:

– Почему ты пропустил дежурство? У тебя не было никаких важных дел.

– Я хотел посмотреть сегодняшний эпизод. – Он пожал плечами.

От виноватого Мая не осталось и следа – он снова довольно щурился от яркого солнца и насвистывал себе под нос какую-то мелодию. Распахнув и без того небрежно накинутый поверх белой рубашки зеленый жилет, он непринужденно засунул руки в карманы.

– Значит, ты знал, что тебе достанется?

Он вновь пожал плечами.

– Что такого особенного в этом эпизоде, что ты готов был пожертвовать тремя следующими ради него?

– Я не думал, что мне дадут еще три дежурства! Я рассчитывал на что-нибудь вроде строгого выговора.

– Но, кажется, господин Дольвейн знал, что это будет слишком незначительным наказанием для тебя, и решил проучить…

– Да. Он у нас очень проницательный, клопов ему под подушку.

В таверне Май посоветовал Омарейл заказать «Шуструю Креветку». Завернутые в лепешку креветки с густым соусом пришлись ей по вкусу – королевские повара никогда не готовили ничего подобного. Когда обед уже подходил к концу, как и разговор о самых сложных темах в математике, к их столу подошла высокая девушка.

Сперва Омарейл заметила только длинные волосы цвета кофе и зеленое платье. Затем она обратила внимание на лицо с красивыми округлыми чертами и большими оливковыми глазами. Прежде чем она успела осознать, что уже видела эту девушку раньше, Май надменно поинтересовался:

– Шторм, тебе чего?

И Омарейл поняла, что это была Шторм Эдельвейс, актриса из эпизодов. Та надменно подняла бровь.

– Ну и манеры… – произнесла она чуть хриплым голосом.

– Мы, крестьяне, народ простой…

Шторм закатила глаза, а затем все же, тяжело вздохнув, томно произнесла:

– Ты, кажется, сказал, что не появишься больше ни на одном моем спектакле. Зачем сегодня пришел? Я не хочу тебя там видеть.

– Я подумал, что не смогу критиковать твою посредственную игру, если не буду посещать выступления, – иронично ответил Май.

Омарейл неприятно удивилась тому, как грубо – несмотря на дружелюбный тон – разговаривал Май с этой девушкой.

– И не сможешь раздражать меня, что более важно, – отозвалась Шторм. – Ведь в этом цель твоего жалкого существования.

– Ну, по-твоему, в этом цель всех, кто тебя окружает.

Шторм просто недовольно фыркнула, а затем перевела взгляд на Омарейл.

– А это кто? – спросила она, и грубость Мая вдруг перестала казаться такой уж вызывающей.

Омарейл изобразила на лице легкое недоумение, и Май рассмеялся.

– Кто ты? – обратилась Шторм к ней напрямую, игнорируя реакцию обоих собеседников.