– Если бы все женщины, побывавшие в моей постели, обращались ко мне на «ты», – мерный голос чуть подернулся хрипотцой, понижаясь до тихого, гортанного рыка. – Ни один из мужчин не стал бы меня уважать.

Щеки согрел румянец, который я предпочла скрыть за официальным тоном. Чтобы не выдать смущения пришлось покорно опустить глаза и спокойно, вкрадчиво произнести на выдохе, всеми силами стараясь сохранить невозмутимость голоса.

– Благодарю за разъяснения, впредь постараюсь не нарушать установленной субординации. Мне лучше обратиться за сопровождением к кому-то другому?

Анжело разочарованно цокнул языком и, буркнув нечто невнятное, отправился дальше по коридору. Совсем скоро мы оказались на небольшом балконе, кованые перила которого были густо увиты хмелем. На низком, плетёном столике у самого края, стояли чистые чашки и красивый, покрытый голубой персидской росписью кофейник. Рядом расположилось большое уличное кресло с пёстрыми, квадратными подушками. Удивляло то, что оно тут было одно, в то время, как чашек на подносе стояло несколько. Хозяин предпочитал пить кофе в одиночестве? Или стул посетителям не полагался по этикету?

На мой вопросительный взгляд Валлара просто пожал плечами, не пожелав давать пояснений. Смирившись с непониманием этого, в высшей степени странного семейства, я нашла нужный угол освещения, устроила там кресло и приступила к дальнейшему осмотру перстня. Хозяин поместья оперся на перила, широко расставив ноги и закурил, не отрывая внимательного взгляда от меня.

– Ты сегодня официально одета, – он спокойно констатировал увиденное, продолжая свои исследования. – И волосы собраны. Мне не нравится, ты же знаешь.

– Здесь все делают только то, что нравится тебе? – серьезно спросила я, стараясь не отвлекаться.

– Кроме тебя, – как-то беззлобно ухмыльнулся неаполитанец.

– У меня скверный характер. Прости.

– Я заметил.

Анжело положил сигарету в пепельницу и подошёл к столу. Присев на корточки перед креслом, он чуть запрокинул голову вверх и с шумным выдохом стал пристально рассматривать мое лицо.

– Ты смущаешь меня своим вниманием. И отвлекаешь, – не перевести взгляда к лучистым, янтарным глазам синьора стоило больших усилий.

– Твое лицо.

– Что с ним не так?

– Я помню его в мельчайших деталях, – он подцепил непослушный локон и аккуратно заправил его за ухо. – В тот день ты велела не закрывать глаз, смотреть на тебя.

– Концентрация сознания мобилизует жизненные силы и не даёт сосудам расслабиться увеличивая кровотечение, – мой взгляд переметнулся с предмета к неаполитанцу и конечно замер, утопая в янтарном море теплого, ласкающего блеска. – Я не хотела, чтобы ты умер.

– Знаю, малышка.

Он смотрел на мои губы, жадно, неотрывно. Дыхание невольно сбилось, поднимая волну трепетной дрожи по телу. Нас разделяли считанные сантиметры. Слова откровений уже готовы были покинуть грудь, сопровождаясь слезами непонимания. Нестерпимо хотелось спросить о чувствах, мыслях, планах. Узнать о положении чертовой Джулии… А быть может вообще не спрашивать ни о чем, просто самозабвенно целоваться, наплевав на весь окружающий мир. Валлара встряхнул головой, будто отметая наваждение, и резко встал, разрывая дистанцию.

– Что с кольцом.

Я ощутимо вздрогнула. От холода официального тона его низкого голоса даже воздух на балконе потерял свое комфортное тепло, покрывая плечи мурашками мелкого озноба.

– Я готова дать заключение. Хочешь услышать сам?

– Да.

Он напряжённо выпрямился, по прежнему стоя ко мне спиной, и опустив руки в карманы брюк.

– Оно поддельное.

Синьор порывисто обернулся, темный взгляд засветился непониманием.