Дарья сняла варенье, поставила на стол, вытерла руки о передник и, вздыхая, пошла к мужу. Не любила она прерывать такое важное дело, как приготовление варенья. Вышла из ворот. Николай сидит на корточках, склонившись над чем-то.

– Дарья, посмотри-ка на это.

Дарья наклонилась к нему и увидела ящик, а в нём свёрток. Ребёнок! Он открыл маленький ротик, всё его личико покраснело и сморщилось, как печёное яблоко, и раздался надрывный крик, такой громкий, что непонятно было, как его маленькое тело может издавать такие мощные звуки.

– Чего это? – спросила Дарья. Ей пришлось тоже кричать, чтобы Николай её услышал.

– Чего, чего! Ребёнок это, а то сама не видишь, – прокричал Николай.

– Чей же это? Может, Люська своего положила сюда?

– Люськиному уж полгода скоро, а этот новорождённый. Неужто сама не видишь? Забыла ужо, какие твои рождались.

– Не забыла я ничего, забудешь их, как же.

Варвара, дочь их, уже в пятый класс ходит. А мальчик, что два года назад родился, умер от болезни, и года не прожив.

– Чей же это? – кричит опять Дарья.

– А ты на лицо взгляни! Волосы чёрные, кудрявые, брови густые, кожа смуглая. У нас в деревне таких детей не рождается, у нас все беленькие или рыженькие, потом, может, и темнеют немного, но не так уж. Цыганский это ребёнок!

– Ах, боже мой, подкинули! Цыгане ребёнка нам подкинули! – заголосила Дарья. – Ребёнка своего нам подкинули! Запрягай скорее коня, догоняй табор!

– Сдурела, что ли, баба, они с вечера ушли, и кони у них не чета нашим, не догнать их. Только коня угроблю.

– Коня, коня. Тут ребёнок помирает, а он – коня, коня! Езжай скорей, ленивый ты пентюх! Проскакать пару вёрст уже не может, старый пень.

– Ладно, хватит ругать, уже иду запрягать, только не ори, – сказал Николай, не выносивший острого языка жены.– А ты ребёнка пока утихомирь, а то конь испугается. Такой зычный голос у младенца, как у чёрта.

– Как я его утихомирю, что я, мать кормящая?

– Да хоть коровьего молока ему дай, а то не доеду – конь сбросит.

Дарья ушла в дом с кричащим свёртком. Намочила в молоке чистую тряпочку и дала пососать малышу. Ребёнок сразу замолк и стал яростно насасывать тряпицу. Вцепился в неё дёснами и не давал намочить снова. Потом разозлился, что нечего сосать, и закричал. Дарья быстро окунула кончик в молоко, дала новорождённому, и он затих на минуту. Потом всё повторилось. Так, с трудом, она накормила ребёнка, затем крепко перепеленала чистой простынёй. Это был мальчик. Николай взял свёрток, засунул под рубашку, заправленную в штаны, чтобы свёрток не мешал управлять лошадью, вскочил на коня и поскакал вслед уходящему цыганскому табору. А Дарья села на скамеечку, не в силах стереть из памяти эти маленькие губки, то жадно сосущие, то натянутые в крике, крошечные ручки и ножки. Вспомнила своего умершего сыночка и затосковала, так и оставшись сидеть на лавочке, забыв про недоваренное варенье, про всё на свете.

8. Пожар

Пламя распространялось быстро. Никто его не тушил.

Пожар в заброшенных домах – дело обыденное. Началась осень. Отопления нет, люди придумывают, как согреться. Идеи не всегда хороши. За неимением печей делают самодельные, сооружают какую-нибудь конструкцию из подручных материалов. Погода ветреная, стёкла выбиты. Огонь распространяется быстро. Обычно люди просто уходят, бросив свои жалкие пожитки, и селятся в другом полуразвалившемся здании.

Сегодня пожар не ограничился одним домом, пламя не остановилось, сожрав одну многоэтажку. Пожар перекинулся на следующую, которая уже горела в прошлом году. Казалось, что гореть там уже нечему. Обугленные стены, оплавившиеся лестничные проёмы. Но огонь, раздуваемый сильными порывами ветра, всё же находил чем потешить свою ненасытную утробу. Пламя поднималось всё выше и выше по этажам. И вдруг в какой-то момент остатки прозрачного витража, оплавленного предыдущим пожаром, разогревшись, превратились в жидкую массу и потекли вниз. Этаж под витражом стал крениться, сползать. А затем произошло невероятное. Дважды обгоревшая конструкция дома распалась на отдельные фрагменты, будто кто-то разобрал гигантский конструктор. Этаж за этажом рушился. Казалось, что эта сборная конструкция, подчиняясь невидимому пульту управления, складывается аккуратно, часть за частью. Скорость разрушения постепенно увеличивалась, и вскоре единая масса, лава из бетона, металла, стекла и пластика летела вниз, сметая всё на своём пути. Это была катастрофа. Один дом, падая, задел соседний. Тот упал на следующий. Это не был город из бетона. Это был карточный домик. Картон и бумага, а не бетон и металл. Но некому было увидеть это и сравнить. Люди не успевали ни убежать, ни даже увидеть, что происходит. Через несколько минут целого района города не стало. Разрушение затухло, как затухает вулкан, извергнув порцию лавы. Гул, схожий с гулом землетрясения, прокатился далеко за пределами города. И всё затихло, как после грозы. И пошёл снег, стыдливо прикрыв руины белым саваном.