– Сегодня, седьмого марта тысяча семьсот девяносто третьего года, Франция объявила Испании войну!

Исабель и Бенито в панике смотрели друг на друга. Под оглушительный свист, топанье сотен пар ног, крики «Да здравствует Испания!» и восторженные вопли прима объявила, что французские революционеры, возмущенные стараниями короля Испании Карла IV спасти своего кузена Людовика XVI от гильотины, объявили войну Испании во имя свержения с трона еще одного Бурбона и начала революции для испанского народа. Завоеватели уже захватили долину реки Аран.

Казалось, сами стены театра задрожали. Актриса, которая совсем недавно таяла от любви в сладкоголосой арии, обернулась пламенным оратором: французы вознамерились покончить с религией, поэтому встать на защиту Испании – значит встать на защиту Бога, нужно бросить все силы на искоренение революционной агрессии; военные будут расквартированы по всей стране, нации нужны добровольцы и патриотические пожертвования. Исабель и Бенито не дослушали до конца эту гневную диатрибу. Услышанная новость грозила похоронить все их будущее, и они сразу ушли из театра. Исабель еле плелась.

– Что с тобой?

У нее ужасно болели ноги; однако, поскольку любовь снисходительна, Исабель предпочла ничего не говорить и в глубине души уже простила жениху провальное посещение оперы. Одна мысль о том, что его могут отправить на войну и она больше его не увидит, повергала девушку в глубочайшую тоску. Под аркой Исабель обняла его и крепко поцеловала, чего прежде никогда себе не позволяла: она чувствовала, что их хрупкое счастье вот-вот разобьется. Той ночью Исабель вернулась домой поздно. Стараясь не шуметь, она зашла в детскую, укрыла одеялом своих подопечных и поцеловала. Затем натянула ночную рубашку и улеглась в постель, чтобы наконец расплакаться.

Объявление Францией войны взбудоражило испанцев. В армию записалось столько добровольцев, что вооружения на всех не хватало. Как и актеры со своих подмостков, священники и монахи призывали в своих проповедях поддержать эту, как ее называли, «религиозную войну».

– Мы, испанцы, не желаем революции! – вещали они.

Испанцы мало что знали о революции: иностранные газеты и даже книги со словом «свобода» на обложке находились под запретом.

Бенито Велес не отправился на войну, потому что его подразделение должно было оставаться в тылу и ждать, когда их призовут в качестве подкрепления; тем не менее тысяча пятьсот человек из его полка получили назначение в Каталонию, где под командованием генерала Рикардоса им предстояло занять французскую провинцию Росельон.

Исабель с облегчением выдохнула. Первого удара им удалось избежать. Они вернулись к привычной жизни, но уже без прежней радости. Висевшая дамокловым мечом угроза, что его в любой момент могут отправить на фронт, еще больше их сблизила. Прогулки, обмен записочками, мимолетные поцелуи под галереями, объятия на темных улицах… на всем лежал некий драматический налет; теперь они, наконец, осознали хрупкость счастья. Настроение Исабель в те дни полностью зависело от поступающих новостей. Они опасались, что конфликт перерастет в затяжной, и тогда наверняка возникнет нужда в резервах. Но на протяжении полутора лет – целых восемнадцать месяцев постоянного, без единой ссоры, общения, спокойной, почти привычной, любви – с фронта приходили лишь добрые вести. Бенито считал, что эту партию они выиграли:

– Рикардос пошел в контратаку и разгромил войско французов! Мы заняли Росельон! – ворвался он однажды к Исабель с газетой в руках.

– Это Игнасия, она услышала наши молитвы! Надо пойти в церковь Святого Николаса и поставить свечку…