Исабель не уставала благодарить Бога за эту редкостную удачу – попасть в дом человека, входящего в узкий круг избранных, который состоял из галисийских, баскских, каталонских и французских негоциантов.

– Все богачи приехали сюда одновременно, – продолжал рассказ трубочист, – ровно тогда, когда в тысяча семьсот семьдесят восьмом году поменяли законы и открыли порт для торговли с Америкой. Они тут же налетели, чтобы не упустить своего.

– Слышь, прекрати злословить! – возмущалась кухарка. – Кто оплатил ремонт Башни Геркулеса? Кто строил дорогу в Мадрид? Корниде, Баррие и наш хозяин. Так что перестань говорить гадости, завистник!

– Это я-то завистник? Нет уж, это они завидуют королевским министрам, дворянам, городским советникам…

Вся Ла-Корунья знала, что дону Херонимо пришлось ехать в Вальядолид, чтобы начать хлопотать о получении дворянского звания; ему предписывалось доказать, что в жилах его предков «не текла дурная кровь мавров, евреев или какой-либо другой секты, порицаемой Святейшей Инквизицией». Купеческая элита страстно желала примкнуть к аристократии Ла-Коруньи, а это на деле оказывалось весьма непросто, ибо зависело только от чистоты крови, а не от богатства или деловой хватки.

Даже через год городской жизни Исабель редко пользовалась своим свободным временем по воскресеньям; гулять она отваживалась лишь тогда, когда кто-нибудь из служанок или кухарка звали ее с собой. Прихорошившись и нарядившись в сшитое портнихой выходное платье, Исабель преображалась: узкую талию подчеркивал облегающий крой, волосы убраны под яркий платок, плечи укутаны мантильей; осанка гордая, походка решительная. Она казалась девушкой без возраста – раскрывшийся цветок, источающий невинную чувственность. Однажды она приняла предложение другой служанки поучаствовать в большом ежегодном празднике – крестном ходе в честь Спасения от Пороха. Два века назад взрыв порохового склада унес жизни двухсот человек; с тех пор потрясенные бедствием жители Ла-Коруньи устраивают шествие, вознося свою благодарность за то, что жертв не оказалось больше. Ла-Корунья жила, подчиняясь ритму своих традиций, чуждая гудевшему по всей Европе звону революционного набата. Под моросящим дождиком, вдыхая запах ладана и дым свечей, обе девушки присоединились к процессии – нескончаемому потоку жителей, распевающих молитвы; кто-то веселился, будто пьяный, кто-то брел, словно дремал на ходу. Казалось, здесь собрался весь город: военные, писари, лекари, ремесленники, рабочие из шляпных и швейных мастерских, крестьяне, каменщики… и все с семьями. Вдруг Исабель заметила в толпе кающихся и страждущих какого-то военного в сверкающем мундире. Много раз впоследствии она задавалась вопросом – привлекла ли ее внимание форма или ее владелец. Но в тот момент она не могла глаз оторвать от этого солдата, который на голову возвышался над всей толпой. Он был смуглым, прядь черных волос падала на лоб; пышные бакенбарды придавали ему сходство с рысью. Довершали картину орлиный нос, ослепительная улыбка и живые глаза, с любопытством поймавшие взгляд Исабель.

– Кто это такой? – спросила она у подруги.

– Даже и не смотри в его сторону, – ответила ей служанка и так сильно потянула Исабель за рукав, что она сразу потупила взор.

Но она просила о невозможном… Как было отвести взгляд от этого алого мундира со стоячим воротником, белых кюлотов, шапки с красной кокардой, кожаной перевязи, подсумка из черной телячьей кожи и туфель с металлическими пряжками? И девушка решила поступить так, как хочется: она гордо подняла голову, откинула мантилью и улыбнулась незнакомцу, послав ему «сладкий взгляд», в чем ее упрекнула потом служанка. Исабель сама удивилась, что ей хватило смелости на подобное поведение. Вероятно, в тот самый миг она поверила, что это неотвратимый и неизбежный знак судьбы, отразившейся в блестящих золотых пуговицах мундира.