– Какая ты худышка, дитя мое… – сказала дама теплым тоном. – Ладно, у нас ты будешь есть вдоволь.

Исабель робко кивнула головой.

Вмешалась мулатка:

– Я ей объяснила, что в ее обязанности входит накрывать на стол, приносить завтрак в спальни, поддерживать огонь в каминах и помогать вам одеваться и обуваться.

– В последнем нет необходимости, для этого у меня есть вы, – оборвала ее сеньора. Обернувшись к Исабель, она продолжила, глядя девушке прямо в глаза:

– Исабель, священник тебе объяснил, для чего именно мы тебя наняли?

– Нет, сеньора…

– Прежде всего, чтобы ты занималась моими детьми; их двое, и они скоро вернутся из школы. Мне говорили, что ты умеешь читать и писать…

– Буквы знаю немного.

– Может, в буквах и понимает толк, а вот на стол накрыть совсем не умеет, – перебила мулатка.

– Честно говоря… – Исабель пристыжено потупила взгляд.

– Ничего, научишься. Главное, чтобы ты занималась детьми, одевала их, водила в школу, играла бы с ними и заставляла читать и делать уроки. Для этого мы тебя и взяли.

– Да, сеньора…

– У тебя будет свободное время – по воскресеньям, с трех до семи.

– Хорошо, сеньора.

Теперь Исабель начала понимать: уроки грамоты с деревенским священником дали ей преимущество, позволившее выделиться из массы и заполучить это место. Она волевым усилием выкинула из головы мысль о том, что, возможно, пишет и читает хуже, чем сами дети. Ей вспомнилась мать, Игнасия, и девушка подумала, что та и сейчас, из другого мира, продолжает управлять ее судьбой.

Она обессилела от стольких переживаний, все здесь было другим и непривычным, и люди показались странными. Тяжелее всего было выносить отношение других слуг – оно колебалось между молчаливым укором и откровенным презрением. Бедные девушки, как и она сама, только приехавшие из деревни, находились на самой низкой ступеньке сложившейся иерархии. А то, что она обучена грамоте, только подбавляло жара в огонь неприязни. Намеренно проигнорировав слова доньи Марии-Хосефы, мулатка заставляла Исабель начищать пемзой железную кухонную плиту, пока она не стерла руки до крови; поручала щеткой и мылом скрести полы, научила наводить глянец на обувь и крахмалить белье, а также велела ей продемонстрировать свои способности к глажке. Когда Исабель, выжатая как лимон, надела черное платье с кружевным воротником и манжетами и белый передник, чтобы предстать перед хозяином дома, ее вновь охватило желание стремглав бежать в свою деревню. Но дон Херонимо Ихоса оказался столь же дружелюбен, как и его супруга:

– Здесь ты ни в чем не будешь нуждаться, дочь моя, – промолвил он отеческим тоном.

И Исабель снова захотелось плакать, на этот раз от признательности.

Позднее она познакомилась с детьми. Старшей, Марианне, исполнилось десять, а ее брату Гонсало – семь. Они были прекрасно одеты, хорошо воспитаны и жизнерадостны; ей не составило труда завоевать их дружбу. Достаточно было изобразить звуки, которые издают деревенские животные, чтобы дети покатились со смеху. Исабель обладала внушительным репертуаром и под конец порадовала слушателей гусиным гоготом, коровьим мычанием, щебетаньем птички, собачьим лаем и стрекотанием сверчка. Как же они отличались от ее собственных племянников! Их гладкая кожа светилась белизной, ростом они могли равняться с взрослыми жителями деревни. У них была великолепная правильная речь, они умели играть на фортепьяно, да и читали они лучше, чем сама Исабель, чего она и опасалась. Когда это выяснилось, казалось, родители вовсе этому не удивились и никак не стали укорять девушку. Напротив, они вручили ей целую стопку непереплетенных брошюр с популярными стихами, чтобы она совершенствовалась в чтении. По ночам, лежа в кровати, – оттуда была видна луна и краешек неба с бегущими облаками, – Исабель проглатывала их от корки до корки, включая даже объявления. Общение с господскими детьми не только оберегало ее от нападок других слуг – вскоре между ними зародилась настоящая сердечная привязанность. Девушка сжимала их в объятиях, целовала, всячески баловала, играла с ними в классики, в прятки и жмурки. По утрам она будила их к завтраку, подтягивала носочки, надевала форменные костюмчики, перчатки и шарфы и по затянутым предрассветным туманом улицам отводила в школу. По вечерам она резвилась вместе с ними, облачала их в пижамки, читала сказку на ночь и водила в уборную перед сном. Довольно скоро у них образовалась своя маленькая семья внутри большой.