– Все, это – конец. Нужно покупать квартиру или я за себя не отвечаю.

– А деньги… – вздохнула Рита, утирая слезы и обрабатывая рану мужа. – Где их взять?

– Не знаю, – задумчиво ответил тот. – Пока не знаю.

Вскоре они оделись и вышли на улицу – успокоиться и хорошенько все обдумать.

На детской площадке никого не было – время, когда Григоричу и Рите особенно нравилось там бывать. Рита сидела на качели и ела пирожок, с таким аппетитом откусывая каждый кусочек и с такой невообразимой мимикой пережевывая его, что казалось, будто она голодала целый год. С маниакальным вожделением поглощать пышные золотистые пирожки может только человек, которому это категорически нельзя. Рита и вправду не ела мучного, поскольку страдала диабетом, и каждый поход в супермаркет с Григоричем в поисках вкусненького был для нее одной из немногих радостей в жизни. Говорят, если очень хочется, то не просто можно, а нужно давать волю организму и на время снимать любые ограничения. Когда желание становится превыше любых законов природы и здравого смысла, когда из души рвется стон загнанного зверя, организм способен на великодушие к своей хозяйке и на время закрывает глаза. В глазах же Риты сияло неописуемое счастье ребенка и великая благодарность мужу, который дарил ей подобное счастье. На задний план уходили и хроническое безденежье, и высокое давление, и склоки с дочерью, и осознание собственной ненужности в статусе пенсионерки, и куча других неприятностей.

А Григорич с наслаждением смотрел на жену. Он присел на корточки, и нежно поглаживая колени Риты, думал о своем. Свое заключалось в том, что он безумно жаждал избавить свою музу от постоянных скандалов с семейкой Быдлович и вместе с любимой выбраться из душного пространства, которое и пространством назвать было трудно, по крайней мере, личным. «По сути, – считал Григорич, – если бы у нас сейчас появилась отдельная жилплощадь, мы стали бы самыми счастливыми людьми на земле». Не одними из, а именно самыми счастливыми, поскольку он был твердо убежден, что никому другому так не нужна была квартира, как им. Для кого-то собственное жилье – приятный бонус от родителей в день свадьбы или непременный атрибут роскоши какого-нибудь фирмача. Для наших же героев это, без преувеличения можно сказать, место спасения жизни и последнее тихое пристанище двух одиночеств. Сегодня они оба почувствовали, что близки к суициду, если такая атмосфера в семье будет продолжаться. А она будет продолжаться. Ах, насколько обидной казалась реальность, что кому-то триста лет та квартира не нужна, но этот кто-то располагает несколькими домами, палец о палец не ударив, чтобы заработать на их покупку – разве что путем криминальных сделок. Григоричу подобные варианты не подходили. Нужно было достать денег каким-то иным способом, который пока никак не появлялся на сумрачном горизонте размышлений.

Под первые одинокие в вечернем воздухе звуки колокола на башне близлежащей церкви Григоричу постепенно становилось тоскливо. Сейчас он как никогда явно убедился в собственной невезучести.

– Господи, – глубоко вздохнул он, прислонясь лбом к коленкам жены. – Чем же я заслужил?

– Что заслужил? – удивленно спросила Рита, перестав жевать.

Григорич поцеловал пальцы на руке жены, что еще смолоду приводило ту в трепет и даже сейчас вызвало легкую поволоку фиолетовых глаз Риты, и с грустью ответил:

– Тебя, моя лапа. Только тебя.

Рита обняла голову мужа и склонившись, поцеловала ее. Колокол стал звонить чаще. Не сговариваясь, Рита с Григоричем встрепенулись и под действием незримой силы, мощным потоком тепла подталкивающей их, двинулись к ажурным воротам церкви.