–Мда! Быдлу нужен музончик.
В ту же секунду хлопнула дверь, и подслушивавшая Маша влетела на средину комнаты.
– Ты кого быдлом обозвал, интеллигент сраный! – заорала она. – Ну, все. Теперь с тобой Вова поговорит.
Изо рта угрожавшей фурии вылетали клочки пены, налитые желчью глаза тупо буравили пустое пространство, а руки лихорадочно били по воздуху.
Григорич спокойно встал, взял Машу за шиворот и вывел тушу из комнаты, заперев дверь на защелку. Маша барабанила тапками по двери и верещала:
– Все мужу расскажу. Все. Ох, не завидую тебе.
Как же провоцировала она Григорича на реакцию в надежде, что мама будет на ее стороне и наконец, прогонит его. Как же он мешал Маше. Когда же Рита по состоянию здоровья ушла на пенсию и тоже начала больше проводить времени дома, стала мешать дочери и она.
В квартире воцарилась атмосфера круглосуточного взаимного неуважения и если обычно человек, терпящий удары извне бежит домой – найти успокоенье у домашнего очага и получить поддержку и любовь от родных, то у Григорича не было такого дома. Плевки и обиды, от которых человек скрывается за защитой дружной семьи, стали излюбленным занятием самой семьи. Каждый хотел друг друга надуть, радовался неудачам и раздражался любому проявлению радости врага. Уйти и снимать квартиру казалось немыслимым предприятием – она стоила три четверти и без того скудных доходов Григорича, часть которых уходила на оплату квартиры, и часть на два кредита, которые они были вынуждены взять в банке на срочные операции. Мама Григорича тоже не жаждала приютить сына с женой, предусмотрительно полагая, что лучше любить невестку издалека, какой бы милой та ни казалась. Когда же Григорич, пребывавший на грани срыва, пытался завести с матерью разговор о переезде с Ритой к ней, та традиционно ссылалась на давление и извиняющимся тоном советовала: «Поменьше попадайся на глаза Быдловичам, сынок, и не скандаль по пустякам». Как легки мы бываем на советы в вопросах, которые совсем нас не заботят.
Отфутболенный, но благодарный сын решил не нервировать мать и попытался последовать ее совету, пока однажды… Однажды Маша в порыве обиды ехидно заверещала в адрес матери:
– Что, выскочила замуж, когда еще года после смерти отца не прошло и рада? Хорошо тебе с интеллигентом безруким трахаться?
Рита побледнела и влепила дочери пощечину. В ответ дочь плюнула в лицо матери. Скрестились руки, послышались вопли, понеслась привольная нецензурная брань. Теряя контроль, Григорич отодвинул жену и холодно произнес, обращаясь к отбежавшей Маше:
– Уж лучше с интеллигентом, чем с пролетарием, который везде сморчки оставляет, ходит по квартире царьком, яйца чешет и ЦУ всем раздает.
– Закрой свой рот! – заорала Маша и швырнула в Григорича массивной деревянной щеткой для чистки одежды, попав тому прямо в лоб. Рана оказалась неглубокой, но из-за лопнувшего сосудика кровь залила лицо, что позволило хамке скрыться и запереться в комнате. Григоричу стало ясно: