Экономические софизмы Фредерик Бастиа

Цель моего сочинения^>2 – опровергнуть некоторые доводы, приводимые против свободы торговли. Я не вызываю на спор сторонников покровительства, а стараюсь только указать принцип свободной торговли тем беспристрастным людям, которые, сомневаясь в истине обоих положений, боятся пристать к той или другой стороне.

Я не из числа тех, которые говорят: покровительство поддерживается личными выгодами. Я думаю, что оно основано на ложных понятиях, или, если угодно, на несовершенных истинах. Большинство людей, боящихся свободы торговли, дает повод предполагать, что боязнь эта искренняя.

Может быть, я слишком самонадеян; но, признаюсь, мне хотелось бы, чтобы эта книга была принята в руководство теми людьми, которым суждено отдать предпочтение тому или другому принципу. Кто не изучил вопроса о свободной торговле, того беспрестанно смущают различные софизмы покровительства. Каждый раз софизмы эти требуют тщательного разбора, отнимающего много времени, которым не всякий может располагать и менее всего законодатели. Я предлагаю здесь готовый разбор.

«Но, – спросят меня, – разве благодетельные последствия свободной торговли до того неясны, что только вы, посвятившие себя изучению политической экономии, можете их усмотреть?»

Да, этого нельзя отвергнуть. Наши противники, вступая с нами в спор, имеют перед нами значительное преимущество: они в нескольких словах могут изложить истину несовершенную, для доказательства неполноты которой необходимы с нашей стороны долгие и сухие рассуждения.

Причина этого лежит в самом существе дела. Выгоды, предоставляемые покровительством, собираются в одном или нескольких местах, а вредные его последствия распространяются во всем обществе. Первые невидны; вторые могут быть раскрыты только умом^>3.

То же можно сказать и почти обо всех других экономических вопросах.

Вы скажете, например: вот машина, отнявшая работу у тридцати работников; или вот мот, который поощряет все отрасли промышленности; завоевание Алжира имело последствием удвоение торговых оборотов Марселя; или, наконец, государственный доход дает хлеб ста тысячам семейств. Вы скажете это – и всякий вас поймет; ваши мысли ясны, просты и сами по себе справедливы. Выведите из них правила: машины вредны, роскошь, завоевания, тягостные налоги полезны – и ваша теория будет иметь успех, потому что в подтверждение ее вы можете привести несомненные факты.

Мы же не можем остановиться на причине и ближайшем ее последствии. Мы знаем, что это последствие делается в свою очередь причиной. Чтобы сделать верное заключение о какой-нибудь мере, мы должны проследить ее через целый ряд последствий и остановиться только на конечном. Итак, мы принуждены рассуждать.

Ну вот и подняли на нас крик: «Вы теоретики, метафизики, идеологи^>4, утописты, люди, придерживающиеся определенных принципов»: и все предубеждаются против нас.

Что же делать? Обратиться к читателю с просьбой, чтобы он вооружился терпением и судил добросовестно, и стараться, насколько мы к тому способны, делать наши выводы настолько ясными, чтобы правда и ложь выступили во всей их наготе, и чтобы победа, раз и навсегда, осталась или за свободой торговли, или за ограничениями. Здесь я должен сделать одно важное замечание.

Несколько отрывков этого сочинения были напечатаны в Журнале Экономистов (Journal des Economistes).

В критике, впрочем очень благосклонной, написанной г-ном виконтом де Романе[1],^>5, он полагает, что я требую уничтожения таможен. Г-н Романе ошибается. Я желаю лишь уничтожения покровительственной системы. Мы не отказываем правительству в налогах; но желали бы, если только возможно, убедить подданных отказаться от обложения налогами друг друга. Наполеон сказал: «Таможня должна служить не ко взиманию налогов, а к поощрению промышленности». Мы же утверждаем противное и говорим: «Таможня не должна служить работникам орудием взаимного грабежа, но она, не хуже других учреждений, может быть средством к взиманию налогов». Мы так далеки, или, чтобы не вмешивать в спор никого, кроме себя, я так далек от мысли об уничтожении таможен, что, напротив, вижу в них в будущем спасительное средство для наших финансов. Я полагаю, что таможни могут дать казне огромные доходы, и если высказаться вполне определенно, то мне кажется, что при медленном распространении здравых понятий о народном хозяйстве и быстром возрастании расходов правительства желаемая мною перемена в торговых уставах будет скорее вынуждена необходимостью доставить казне новые доходы, нежели силой просвещенного мнения.

Но какое же, скажут мне, ваше заключение? Я не имею нужды делать заключения. Я ограничиваюсь опровержением софизмов.

Но, возразят, уничтожение – не заслуга; разрушая, нужно вместе с тем и созидать. Я думаю, что уничтожить заблуждение все равно что создать истину.

С этой оговоркой я готов высказать и мое сожаление. Я хотел бы, чтобы общественное мнение одобрило таможенный тариф, выраженный почти таким образом:

В основе подобного разделения лежат понятия, совершенно чуждые политической экономии, и я вовсе не считаю их до того основательными и полезными, какими они вообще почитаются. Но это уже выходит за границы моего предмета.

Что лучше для отдельного человека и для общества: обилие или недостаток? – «Как же можно об этом спрашивать? – скажут вам. – Разве кто-нибудь утверждал, что недостаток составляет благосостояние людей, и возможно ли это предположить?»

Да, это утверждали; и теперь каждый день доказывают, и я не боюсь сказать, что теория недостатка имеет большее число приверженцев, нежели противное учение. Она преобладает в разговорах, в журналах, в книгах, в преподавании, и хотя покажется странным, однако же можно утвердительно сказать, что политическая экономия тогда лишь разрешит свою задачу и выполнит свое призвание в обществе, когда сделает общедоступной и неопровержимой ту простую истину, что богатство людей состоит в обилии вещей.

Разве не высказывают каждый день опасения, что иностранцы завалят нас своими произведениями? Значит: страшатся изобилия.

Разве г-н де Сен-Крик^>7 не сказал, что «производительность слишком велика»? Он тоже боялся обилия.

Не ломают ли работники машин? Видно, они страшатся избытка товаров.

Не говорил ли Бюжо^>8: «Пусть хлеб будет дорог, и хлебопашец будет богат»? Но хлеб может быть дорог только тогда, когда его мало; следовательно, г-н Бюжо превозносил недостаток.

Г-н д’Аргу^>9 сокрушался по поводу производительности свеклосахарной промышленности. Он говорил: «Свеклосахарное производство не обещает многого, и возделывание сахарной свеклы не может развиться, потому что достаточно засеять свеклой по нескольку гектаров в каждом департаменте^>10, чтобы снабдить сахаром всю Францию»? Следовательно, по его мнению: бесплодие и недостаток – благо, плодородие и обилие – зло.

Газеты la Presse, le Сommerce и большая часть других разве ежедневно не печатают статей, в которых доказывают законодателям^>11 и правительству, что здравая политика должна стремиться к повышению цен на все товары таможенными постановлениями? Не следует ли правительство этому внушению газет? Но тарифы повышают цену вещей не иначе, как уменьшая количество их, предлагаемое на рынке.

Итак: газеты, палаты, министерство прилагают к делу теорию недостатка, поэтому я и имел основание сказать выше, что эта теория имеет большее число последователей.

Как же случилось, что работники, публицисты и государственные люди страшатся изобилия и отдают предпочтение недостатку? Я хочу указать источник этого заблуждения.

Замечают, что человек обогащается по мере того, как извлекает более выгоды из своей работы, т.е. продает произведения своего труда по возможно высокой цене. Но это возможно лишь тогда, когда в государстве мало того рода товаров, которые он предлагает, когда в них чувствуется недостаток. Из этого заключают, что такой недостаток обогащает человека. Прилагая последовательно то же самое рассуждение ко всем производителям, выводят теорию недостатка. Потом переходят к применению теории и, для поощрения всех производителей, искусственно стимулируют дороговизну, недостаток всех предметов, посредством запрещений, ограничений, уничтожения машин и других подобных мер.

То же относится и к изобилию. Замечают, что когда какого-нибудь товара много, то он продается дешево; следовательно, производитель получает меньше выгоды. Если все производители будут в таком положении, то все они будут бедствовать. Следовательно, изобилие разоряет общество. А так как всякое убеждение стремится перейти в дело, то мы и видим, что во многих странах законы направлены против изобилия.