Как мы уже отметили в начале параграфа, позицию В. А. Егорова и Б. В. Волженкина разделяют не все авторы. Нет безусловного признания и второй позиции. Напротив, множество нормативных актов, к которым необходимо обращаться для уяснения бланкетных норм УК, стало критерием деления бланкетности на восходящую (обращенную к международно-правовым актам надзаконного характера) и нисходящую, т. е. обращенную к внутренним актам подзаконного (подчиненного) уровня[186].

Вместе с тем существование позиций, не допускающих обращения к нормативным правовым актам, которые не имеют определенного статуса, и отстаивание их даже авторитетными специалистами не случайны. Сделанный ими вывод не только не исключается, но, напротив, с неизбежностью вытекает из распространенного определения бланкетных норм, как не содержащих описания признаков преступления[187]. Ведь если признать, что признаки состава преступления, описанного в бланкетной диспозиции нормы Уголовного кодекса, содержатся в иных нормативных актах, а последние не являются федеральными, то, действительно, единое основание уголовной ответственности в разных регионах ставится под сомнение. Недопустимым представляется и «черпание» признаков состава преступления из нормативных актов без статуса закона: ч. 1 ст. 1 УК РФ определяет уголовное законодательство как состоящее, помимо Уголовного кодекса, из новых законов (только законов), подлежащих включению в этот Кодекс.

Таким образом, в указанных позициях просматривается вывод о том, что нормативные правовые акты иных отраслей в силу необходимости обращения к ним в процессе применения бланкетных норм УК становятся еще одним источником уголовного права, и, следовательно, частью уголовного законодательства. «Если уголовный закон есть единственный источник уголовного права, то как тогда объяснить наличие в уголовном праве, в частности, “бланкетных диспозиций”..?», – недвусмысленно ставится вопрос в учебной литературе[188]. Иные отраслевые и межотраслевые законодательные акты считает источником уголовно-правовых предписаний Общей части уголовного права (хотя и называет это исключением из правила) В. П. Коняхин[189]. К источнику уголовного права в целом ряде случаев относит федеральные нормы не уголовно-правового законодательства Ю. Е. Пудовочкин[190].

Вывод о «слиянии» регулятивных и уголовно-правовых норм был сформулирован профессором А. В. Наумовым, указавшим, что применительно к бланкетным диспозициям неуголовно-правовые нормы превращаются в «клеточку» уголовно-правовой «материи»[191]. Этот подход полностью разделяет и профессор П. С. Яни, по мнению которого, включение нормы неуголовного законодательства, регулирующей отношения в соответствующей сфере, в уголовно-правовую норму является главным основанием, по которому «экономические» нормы УК сконструированы как бланкетные[192]. На имплантацию в уголовное право норм иных отраслей указал Н. И. Пикуров[193], а по мнению Ю. М. Михалева, «вообще нет такой отрасли права, отдельные нормы которой не входили бы органически в уголовно-правовые»[194].

Конечно, изложенное представление о границах уголовного законодательства разделяют (и разделяли) не все авторы.

Так, возражая М. Д. Шаргородскому, утверждавшему, что источником социалистического уголовного права становятся постановления и распоряжения Совета Министров, приказы и инструкции министров[195], Н. Д. Дурманов писал: «С этим нельзя согласиться. Постановления Совета Министров СССР и Советов Министров союзных республик не определяют новых видов преступлений и не устанавливают наказания за них. Нельзя, например, считать уголовными законами Положение “Об охоте и охотничьем хозяйстве”… или Правила техники безопасности для строительно-монтажных работ и т. д. В подобных актах конкретизируются бланкетные диспозиции уголовного закона»