Удивительно и поучительно, как эти утверждения философа совпадают с мыслями о русском языке выдающегося русского поэта Осипа Мандельштама: «Столь высоко организованный, столь органический язык не только – дверь в историю, но и сама история. Для России отпадением от истории, отлучением от царства исторической необходимости и преемственности, от свободы и целесообразности было бы отпадение от языка. “Онемение” двух, трех поколений могло бы привести Россию к исторической смерти. Отлучение от языка равносильно для нас отлучению от истории (выделено мной. – А. С.). Поэтому совершенно верно, что русская история идет по краешку, по бережку, над обрывом и готова каждую минуту сорваться в нигилизм, то есть в отлучение от слова» [Мандельштам 1994: 396].

Все вышесказанное наводит на мысль, что одной из причин лексико-фразеологического оскудения речи молодого поколения является неудовлетворительный уровень преподавания русского языка и русской литературы в средней и высшей школе (как в количественном, так и в качественном смысле) и многолетнее исключение из учебного процесса великой книги человечества – Библии, и прежде всего Евангелия, что приводит к тому, что в языковом сознании людей отсутствует большой пласт языковых единиц русского языка, не восполняемый и в практике семейного речевого общения. И не видно, чтобы в образовательной сфере что-то изменилось к лучшему, хотя сетования по этому поводу раздаются уже со времени так называемой перестройки: «Слушать его (о. Антония) было одно наслаждение. Чтобы владеть таким колоритом русской речи, надо с детства прикоснуться к его корням, знать язык прародителей. Когда-то в русской гимназии дети изучали старославянский язык, в храмах Божьих они слышали великолепную церковнославянскую речь. А что они слышат теперь? Дети Франции, Италии, Испании изучают латинский язык, который является прародителем их языков. Наши дети оторваны от этого. Оторваны от языковых корней» (ЛР. 21.12.1990).

Дело усугубляется тем, что либеральная общественность и либерально настроенное духовенство призывает заменить церковнославянский язык как богослужебный язык Русской православной церкви современным русским языком (дискуссию по этому вопросу см., напр., в URL: http://www.hram-ks.ru/ts-slav9.shtml (дата обращения – 13.05.2016); URL: http://www.hram-ks.ru/Karelin1.shtml (дата обращения – 13.05.2016); URL: http://www.hram-ks.ru/Alex_pust.shtml (дата обращения – 13.05.2016); URL: http://www.hram-ks.ru/ts-slav8.shtml (дата обращения – 13.05.2016); URL: http://www.hram-ks.ru/ts-slav7.shtml (дата обращения – 13.05.2016); URL: http://www.hram-ks.ru/ts-slav6.shtml (дата обращения – 13.05.2016) и др. статьи на сайтах Православие.ру (http://www.pravoslavie.ru) и Богослов.ру (http://www.bogoslov.ru)). Поэтому есть смысл посмотреть, к каким результатам для церкви и русской культуры привела бы такая операция. Обратимся по этому поводу к суждениям авторитетных иерархов Русской православной церкви и ученых-филологов, высказываемым на протяжении всего XX века. Н. Покровский (1906 г.): «Богослужебный язык возвышенный и поэтический. <…> Молитва церковная не есть обыденное житейское занятие, она переносит нашу мысль и чувства из мира прозы и житейской суеты в область возвышенного, идеального, в горний мир» [Богослужебный язык… 1999: 83–84]. В. Певницкий (1908 г.): «Священный язык, входящий во все богослужебные чины, – это один из камней в фундаменте живого здания Церкви, неразрывно связанный с другими. Будете вынимать этот камень и заменять его другим, можете поколебать утвердившийся строй Церкви, и, вместо мнимой пользы, принесете большой вред. <…> В самом деле, не было ли бы странным для благочестивого слуха и неудобоприемлемым для благоговейного чувства глубоковерующих, если бы церковные молитвы и песнопения, лишив облачений церковного языка, облекли одеждою простых речений нынешнего разговорного языка? Помирится ли благочестивое чувство, если, например, вместо слов: