Эккле́сская сага Евгения Мухамедьярова

В засаде

Лес. Сучья. Ветки. Слышен хруст. Кто-то бежит. Юный охотник приподнял голову, высовываясь из укрытия. Он собирался принести домой свежую дичь, запасы которой значительно истощились. Лёжа в засаде уже несколько часов, юноша почувствовал, как начали неметь пальцы, прочно держащие арбалет. Он слегка выдохнул и стал приглядываться. Время было предзакатное, ещё не сумерки, но там, откуда доносился шум, садилось солнце, и охотник с трудом мог разглядеть хоть что-то.

Заурчало в животе. Негромко, но достаточно, чтобы подумать о том, как давно он ел в последний раз. Голод, охвативший всю округу, заставлял всех идти на охоту глубже в лес. Вот только охота у всех разная. Одни идут в лес за дичью, другие – на разбой. Именно поэтому вокруг стало всё больше легионеров. Властитель наводит порядок, увеличивая ряды своей армии. Некоторые ребята из деревни записались туда. Они стали получать паёк и жалование. Вот только никому и дела нет, что для того, чтобы прокормить одного вооружённого легионера, приходится голодать пару дней целой семье с малыми детьми и стариками…

Шумная цель приближалась быстро. Это был не зверь. Охотник хорошо отличал это. Притаившись, он стал прислушиваться, не опуская арбалет. Мелькнула небольшая фигура, похожая на ребёнка, и направилась в сторону кабаний тропы. Юноша бросился на перерез. Ребёнок и кабаны – это может плохо закончиться. Охотнику удалось обогнать бегущего и встать перед ним. Это был белокурый мальчишка. На вид ему было лет двенадцать. Изо рта его клубами шёл пар (становилось холоднее) а в голубых глазах застыл ужас, вытянутые вперед руки тряслись, а дыхание было сбивчивым и шумным. Тем не менее никакого вскрика. Охотник понял, что не на шутку испугал ребенка и перевел арбалет в безопасное положение. От его глаз не укрылись синяки и порезы на лице и руках, к тому же одет мальчик был не по погоде, осенью не щеголяют в одной рубахе.

– Ложись в окоп и ни звука! – внушительно прошипел арбалетчик, который уже представлял от кого бежит бедолага, и не замедлил ему помочь. Мальчишка не смел возражать, только лёг и стал глубже дышать, чтобы успокоиться. Охотник накрыл его ветками, а сам двинулся в ту сторону, откуда бежал подросток.

Он шел ни долго и ни мало как вдруг услышал голоса. Подойдя поближе, смог разглядеть вексилля́цию. Этот небольшой отряд легионеров пробирался сквозь чащу и остановился для получения новых указаний. В тот момент, когда юноша уже хотел двинуться подальше отсюда, его окрикнули.

– Эй! Ты кто? Стой на месте!

– Стою! – он медленно повернулся к ним лицом. Сердце билось бешено. Охотник старался не выдавать своего сильного испуга и продолжил говорить:

– Ребята, я просто охочусь тут. У меня и разрешение есть.

– Так ты охотник значит?

– Да, – с полуулыбкой ответил он. Хотелось не отвечать, а бежать, ведь не просто так они сюда явились, но продолжил.

– Я просто живу в деревне неподалёку. У моей семьи только один кормилец, и он перед вами. Не возражаете, если я просто пойду и подстрелю зайца, чтобы моей семье было чем отужинать сегодня?

– Ты видел здесь кого-нибудь?

– Никого кроме птиц… хотя…

– Что? Говори всё, что знаешь!

Юноша замялся. Но тут же решил их сбить со следа ребёнка. Они, при всём своём обмундировании и вооружении, не зная леса, шли так медленно, что вряд ли могли надеется догнать этого легконогого.

– Я шёл на шум какого-то зверя, он завёл меня вон туда!

– Зверя говоришь? – засомневался главный.

– Да… Но потом я услышал шум разговоров и пришёл сюда. Извините, наверное, это ваша дичь. Я просто пойду дальше и не буду вам мешать.

Юноша уже стал разворачиваться, чтобы уйти, но главный решил припугнуть его.

– Стой!

У охотника защипало под ложечкой, он был уверен, что всё обошлось, но…

– Ты нас не видел! Понял?

– Понял! – быстро ответил юноша с небольшим облегчением.

Главный, чувствуя его страх, ощущая своё превосходство, прибавил, медленно оттягивая каждое слово:

– Удачной… тебе… охоты… – и прицыкнув языком, отправил своих людей в указанное охотником направление.

Ещё пол минуты подождав после их ухода, парень обдумывал дальнейшие действия и двинулся к своему окопу.

Ночная тишь

Деревушка неподалёку называлась Ха́мо, что означает «крюк», так как располагалась вдоль реки, повторяя её крюкообразный изгиб. Главный вход в деревню был у основания крюка, против течения реки. На другой стороне стояло жилище охотника, ближе к лесу. По другую сторону деревни был луг, чуть дальше – поля, на которых сейчас мало что росло. Поговаривали, что высшими силами было заключено небо из-за Властителя, чтобы наказать его за гордыню. Но это были лишь слухи. Что на самом деле случилось никто не знал.

Охотник вышел из своей хижины с деревянным ведром. Оглядевшись, он направился к реке. В деревне не было прежнего шума, веселья, разговоров после трудового дня. Огней было мало, и они слегка потрескивали в ночной тиши. Стрекотали кузнечики, и изредка были слышны лягушки. Казалось, что вокруг спокойно, но от этого спокойствия разило могильным холодом.

Юноша наполнил ведро и быстрым шагом пошёл обратно. Закрыв плотнее дверь изнутри, прикрыв маленькие оконца, он стал осматривать раненного мальчика, лежащего на шерстяной подстилке. Он бережно перелил часть воды в крупную чашу, смочил тряпицу в ней и стал отирать раны. Порезы зашипели от воды и стали слегка светиться. Охотник испуганно стал вглядываться в раны и лицо мальчика, от напряжения у него чуть не покатились слёзы. Мальчик лежал без сознания. Придя в себя, целитель взял остальную воду и, слив её в котелок, поставил на огонь. Укрыв ребёнка своей охотничьей курткой, он стал перебирать свои припасы, обшаривая бочку и ящик. Наконец найдя подходящую склянку, он потянулся к сушеным травам, подвешенным сверху, растёр их руками и, подсыпав ещё что-то, стал толочь. Когда вода в котелке вскипела, он, сняв котелок с огня, добавил воду в склянку, продолжая помешивать. Затем, накрыв чем-то, поставил около огня.

Впервые за всё это время он остановил все свои спасательные работы и, стоя на коленях и глубоко дыша, смотрел как извивались языки пламени. В его голове друг за другом проносились события, и как только назрел главный вопрос «что делать дальше?», послышались тихие стоны. Отвернувшись от огня, юноша увидел, как мальчик стал бредить, на его лбу появилась испарина.

– Ему жарко. То, что надо! – подумал он, подходя с влажной тряпкой. Обтерев лицо мальчика, охотник стал прислушиваться к бредням, которые тот то и дело произносил вслух.

– Нет… не… н… отпустите… сестра… прости меня… – только это с разной очередностью твердил лежащий в горячке. Когда в какой-то момент мальчишка замолк, парень испугался, думая, что он всё же не выдержал и умер. И когда он взял его за руку, чтобы проверить пульс, белокурый резко сел на месте и ошарашенно посмотрел на него.

– Я думал ты умер, – чуть не захохотал от неожиданности охотник, – спокойно! Всё хорошо… Ты жив, – уверенно продолжил он.

Мальчик стал выходить из состояния оцепенения и сотрясаясь от горячки с трудом произнёс:

– Пить…

– Вот это другое дело, – охотник взял настой, что с такой тщательностью замешивал ранее и подал его, – осторожно, это ещё горячо, и даже мерзковато на вкус, но тебе нужно выпить это.

Облупившиеся губы едва коснулись питья.

– Пей, я тебе говорю! Я помогу…

Охотнику всё же удалось напоить мальчишку, удерживая от падения.

– Всё будет хорошо, поспи до утра. Я буду рядом, – сказав это, юный охотник наконец выдохнул своё напряжение и, присел рядом, облокотившись о стену.

Огонь медленно догорал. В хижине становилось душновато, но это не мешало двоим уставшим спать спокойно.

Крылья птицы

Препоясав свой блёклый, цвета варёных вишен, халат, и потерев свои вытянутые уши, старуха Зилиа́у принялась осматривать мальчика.

– Та́йго, ты правильно сделал, что дал ему пропотеть. Теперь он справляется с горячкой.

– Да, но меня беспокоят его порезы. Я их обработал, а наутро от них не осталось и следа… Будто…

– Будто что? – резковато спросила старуха.

– Я не знаю, – буркнул в ответ охотник, а затем продолжил, – это похоже на магию.

– Ох, ну теперь мне всё понятно, – уже c менее враждебным настроем прошептала старуха.

Она закончила осмотр. Укрыв паренька, который всё ещё был в лёгкой горячке, вышла из хижины.

– Зилиа́у! – следуя за ней, произнёс охотник, – он будет жить?

– Мне помниться, что я хорошо тебя учила. Ты́ мне скажи!

– Думаю будет…

– Вот и хорошо.

Старуха сделала пару шагов, а потом развернулась и спросила:

– Ты хороший человек, Та́йго! Я понимаю почему ты спас мальчика… Но что ты теперь будешь делать? Может твоё предназначение наконец послало тебе весточку? – Зилиа́у посмеялась, шаркнула ногой и пошла прочь, оставив Та́йго обдумывать её слова.

Сейчас не мысли роились в голове юноши, а воспоминания. Он видел рядами уложенных больных людей, их измученные лица, себя ещё мальчишкой с ведром воды и маму, которая поила отваром всех по очереди. Она улыбалась каждому и дарила своей улыбкой надежду на следующее утро.

Её лицо правильной формы, тёмные прямые волосы, собранные в пучок, её зелёный слегка потёртый халат. Ее руки были такими изящными. Та́йго вспоминал как мама укладывала его перед сном. Она садилась поближе и делала из своих рук разные фигуры. Больше всего сын любил птицу, и она завершала свой ручной театр именно ею. Лёгкие и грациозные крылья парили перед его глазами, погружая его в сладкий сон.