Тамара пожала плечами и на хорошем – гораздо лучше, чем у Андрея Васильевича, – языке отвечала, что да, действительно, хорошо говорит по-английски и любит читать английские книги.

– А где летала?

– По Союзу. А сейчас перевели в Шереметьево.

Тимченко подумал, что бы еще спросить, и ничего интересного не придумал: вообще он не очень понимал, чем может быть полезен Тамаре.

– Профессия бортпроводницы нравится?

– Нет, – спокойно ответила девушка. – Если честно, совсем не об этом мечтала.

Она держалась независимо и даже чуть-чуть высокомерно.

– А что вам нравится? На уток охотиться? – спросил Тимченко, обидевшийся за авиацию. Тамара усмехнулась:

– Это дед Егор затащил меня. Развлекает.

Тамара отошла поискать сухих веток для костра. Тимченко спросил у Егора:

– Замужем?

Тот отрицательно покачал головой. Тимченко понизил голос еще больше:

– Мать-одиночка?

– С чего ты взял? – испугался Георгий Степанович.

– Да нет, это я так… Сам не знаю…

Тимченко и экипаж снова были в кабине «Ту-154». Впереди, за стеклом, белели в синем небе легкие облака. Ничто не предвещало неприятностей. И вдруг бортинженер Скворцов и штурман крикнули почти одновременно:

– Пожар!.. Пожар!..

– Вижу и слышу. – Тимченко инстинктивно потянулся к тумблеру, но рука его повисла в воздухе. – Дым откуда-то… Похоже, что-то горит – в кабине или под полом.

На приборной доске бортинженера мигало табло. Игорь прочитал вслух:

– Пожар в первом пассажирском салоне.

– Пилотировать второму! – распорядился Тимченко. – Всем остальным надеть маски!

– Готов! – доложил Игорь. Он был уже в маске, гофрированный шланг которой тянулся к панели с надписью: «Кислород».

– Готов! – доложил и штурман.

– Надеть маску второму. Управление беру на себя, – сказал Андрей Васильевич. На нем тоже была маска. – Двигателям малый газ! Экстренное снижение до безопасной высоты!

– Понял, – кивнул штурман. В масках со шлангами, с наушниками, все они теперь были похожи на космонавтов.

– Инженер! Возьми баллон и иди проверь салоны. – Микрофон, вмонтированный в маску, плотно прилегал к губам, и голос Тимченко звучал из динамика непривычно глухо.

– Беру баллон, бегу в салон! – весело продекламировал Игорь.

А командир продолжал:

– Уменьшаю скорость до четырехсот километров в час. Закрыть кран поддува гермокабины! Произвести разгерметизацию!

– Автомат регулятора давления включен на сброс! – доложил второй.

– Мы на курсе, на глиссаде, – сказал штурман.

– Хорошо. – Тимченко повернулся к Скворцову. – Почему не доложил об источнике дыма?

– Думаю, что где-то у нас под полом.

– «Где-то»! А конкретно можешь?

Игорь нагнулся и показал на щель под своим столиком:

– Вот он сочится… Разбирать пол?

– Ладно, не надо. Пока хватит.

– А садиться? – спросил штурман.

– Сегодня садиться не будем. Завтра.

Тимченко щелкнул тумблером над головой, и в кабине зажегся свет. Летчики не спеша сняли наушники, маски. Андрей Васильевич вынул платок из кармана и тщательно вытер лоб. За стеклами кабины не было уже ни неба, ни облаков – скучная серая пелена.

Открылась дверь. За ней стала видна большая комната с пультом управления и креслами вдоль стен. В них сидел, ожидая своей очереди, еще один экипаж, пришедший на тренажер.

– Выходите, – деловито сказал инструктор…

…Когда они шли по коридору, Тимченко недовольно сказал Скворцову:

– Игорь, надо относиться посерьезней. Конечно, это только репетиция, а спектакль, я надеюсь, не состоится никогда… И все-таки, не будь умнее всех!

На подмосковном водохранилище, неподалеку от моста, плавает обрубок фюзеляжа «Ил-18». На борту у него написано: «Волна». Здесь экипажи самолетов отрабатывают спасение при посадке на воду.