Заводская проходная всегда воспринималась им, как граница двух миров, и хотя миры эти не были враждебны друг другу, граница существовала. Еще полчаса назад, когда Женя вышел из вагона, казалось, что Надюшино лицо отпечаталось в памяти, если не навсегда, то, по крайней мере, до появления следующей интересной женщины, однако стоило ему протянуть в стеклянную будку пропуск, как оно стало тускнеть; а уж когда Женя шел через цех (это был кратчайший путь к отделу), оно и вовсе растворилось в воздухе, наполненном запахом металла и машинного масла.

Курилка была пуста; ткнувшись в запертую дверь кабинета, Женя уселся на раскуроченный электрошкаф, не один год служивший для наладчиков диваном. До начала рабочего дня оставалось двадцать минут, так что все здесь шло своим чередом, все было правильно.

Женя закурил. …Что ж этому козлу от меня надо? Бабы мои ему не угодили… рассказать бы, как меня кинули, а то считает, что я трахаю всех, без исключения – завидует, небось. С другой стороны, ее-то я тоже трахнул, да еще как!..

Воспоминания, запретными тропами просочились через границу, и в открывшийся коридор хлынула прежняя тоска и прежние желания. …С дачи она, небось, приедет только вечером… если, вообще, ездила!.. Дурак, надо было позвонить! Вдруг она сидела дома и ждала?.. Как я не сообразил?..

В это время на лестнице послышались шаги, и крамольные мысли спрятались, уступая место другим, подобающим моменту.

– Федор Николаевич, – Женя спрыгнул с «дивана», – прибыл, как договаривались. Значит, в Перово ситуация такая…

– Да не волнует меня их ситуация. Захотят – позовут, а не захотят… – шеф протянул руку, и после пожатия не отпустил его, а повел за собой, – заходи, – и плотно закрыл дверь.

Такой оборот окончательно сбил Женю с толку, ведь, как правило, дверь оставалась открыта, чтоб шеф мог видеть, кто толчется в курилке. Один на один он беседовал, только если случалось ЧП – либо кто-то попадал в вытрезвитель, либо приходили жалобы от заказчика, но за Женей подобных грехов не водилось никогда.

– Садись, – шеф указал на место вечно опаздывавшей Нины; долго молчал, и лишь когда Женя нетерпеливо заерзал на стуле, сказал, – жениться тебе надо. Причем, очень быстро. Можешь среди своих шлюх найти хоть одну приличную девку?

– Они все приличные… – Женя оторопело смотрел на начальника, ожидая, пока тот рассмеется, но он был серьезен.

– Это хорошо, – шеф кивнул, – значит, найдешь. Дело в том, что я рекомендовал тебя для работы за границей – человек ты политически благонадежный, технически грамотный… Но! Во-первых, тебе надо вступить в партию. Этот вопрос я уже решил: наш партком рекомендовал тебя заочно, а в следующую среду примут на заседании райкома; будешь членом КПСС. А, вот, во-вторых, у тебя должна быть семья – холостых в долгосрочку не посылают, а зачем тебе ехать на три месяца, если можно на три года? Эту проблему, будь добр, решай сам. Выезд, ориентировочно, через полгода, но чтоб брак не выглядел фиктивным, делать все надо сейчас. Сроку тебе неделя – через неделю я отправляю документы в Министерство. Если не успеешь, пошлю Бородина – у него, и с партией, и с семейным положением все в порядке, а спец он не хуже тебя. Все ясно?

Женя лишь громко сглотнул – он предполагал все, что угодно, но только не такой фантастический вираж судьбы.

– Тебе все ясно? – повторил шеф, и из сотни крутившихся в голове вопросов Женя выбрал один, самый навязчивый:

– А куда ехать-то?

– От соцстран я отказался, так что, либо Франция, либо Канада. Машины там не только наши, но я знаю – тебе это без разницы, – шеф улыбнулся, – ну и думаю, сам понимаешь – долг платежом красен, да? – не получив ответа, он вздохнул, – так что иди. Да! – вспомнил он, когда Женя уже направился к двери, – ребятам в отделе не болтай.