– Приехали, – он заглушил двигатель, – прошу на экскурсию.

– Вы чего, больные?! – возмутилась Света, однако Люда оказалась настроена более лояльно.

– А пошли, глянем, – она взяла подругу за руку, – знаешь, я сколько ездила мимо этих старых домов, всегда хотела посмотреть, как там чего… Там же, небось, все древнее, да?

– Абсолютно древнее! Прошу, девчонки, – первым выскочив из машины, Юра распахнул дверь и замер в классической позе официанта; не хватало полотенца через руку и знаменитого «Чего изволите-с?..»

Женя тоже вышел, но прежде, чем открыть ворота, успел услышать, как Света прошептала:

– Ты, дура! Не понимаешь, чем все кончится? Валить надо!

– Ага, а сумку ты попрешь? – так же шепотом ответила Люда, – пошли, глянем и поедем дальше; не дергайся – перезвонит твой Толик, если ты ему нужна, – но поскольку Света демонстративно отвернулась, она вышла одна, мило улыбаясь поджидавшим ее кавалерам.

Парочка исчезла в калитке, а Женя остался.

– Свет, я такой страшный? – он заглянул в оставшуюся открытой дверь.

– Вы не страшный, – девушка продолжала смотреть в другую сторону, – только не пойму, зачем вам это?

– Да ни зачем. Можно? – Женя присел на край сиденья, но Света сразу сдвинулась в противоположный угол, – понимаешь, человек может прожить интересную жизнь, а может, не интересную – это его выбор. Интересная – когда много видел, много знаешь; когда у тебя масса разных впечатлений и есть, что вспомнить, а не интересная – это дом, работа, муж, дети. И лет в пятьдесят сядешь ты перед зеркалом, посмотришь на свои морщины, на седину в волосах, и подумаешь – а на фиг все оно было? На глаза навернутся слезы, ведь, оказывается, кроме мужа, опротивевшего за тридцать лет, и детей, которые уже не пускают в свою жизнь, у тебя не просто ничего нет, а ведь и не было! Вот тогда ты задашь себе сакраментальный вопрос: и что дальше? А дальше не будет ничего, как бы тебе этого вдруг не захотелось, потому что пятьдесят лет – это не двадцать, когда все можно перекроить заново…

Света молчала, и Женя решил, что это хороший знак. Он обнял ее, но девушка дернулась, сбросив его руку.

– Не трогайте меня! Я буду кричать!

– Неужели? – Женя улыбнулся, но при этом быстро окинул взглядом улицу – на остановке два мужика ожидали автобус; по другой стороне медленно катила коляску молодая мамаша, а со стороны парка приближалась группа студентов. Крики были б совсем некстати, и Женя вздохнул – трагически, как он умел. …Черт, лучше б сделали наоборот, – подумал он, – Юрка со своей остался в машине, а мы б пошли в сад – пусть бы там хоть оборалась. Юрка-то свою, небось, уже разложил под кустом… нет, а я все-таки хочу эту Светочку… Он прополз взглядом с полоски лба, скрытого челкой, через задорно вздернутый носик к губам. Это были очень аппетитные губы. Женя представил, какие они мягкие и как приятно кусать их…

– У тебя, наверное, есть парень? – возобновил он разговор.

– С чего вы взяли?

– С того, что, если парня нет, его ищут – это инстинкт, не зависящий от желания; а ты не ищешь.

– Допустим, есть.

– И ты, конечно, веришь ему, как себе, да? Ты веришь, что в призрачном свете костра, под пение соловьев, он будет держать в своих руках твои руки и глядя в глаза, тысячу раз повторять слова любви; вы будете целоваться, пока хватит дыхалки, не боясь, ни родителей, ни соседей. Ты веришь, что это будет самый прекрасный миг, с которого начнется твоя новая прекрасная жизнь… Ни фига! Он уже договорился с пацанами, чтоб они свалили за какими-нибудь дурацкими ландышами, а вас оставили в палатке. Тогда он по быстрому оттарабанит про любовь, поскольку понимает, что это обязон, и сразу приступит к тому, во имя чего та вылазка и затевалась. Без привычки лифчик он будет расстегивать долго, а трусики стянет вместе с колготками…