– Годится. Приезжай, – Женя положил трубку и направился к холодильнику, в основном, чтоб убедиться, что тот пуст. …Вот, Ленка, сучка – чем любовью доставать, лучше б приехала, да пожрать сделала – ключ я ей оставил… Он полез в шкаф, где хранился «НЗ» – несколько банок тушенки, килька в томате и овощная солянка в стеклянных банках. Не было только хлеба, но идти в магазин лишь из-за этого не хотелось.

Поел он быстро – это были не те блюда, которые имело смысл смаковать, и выйдя во двор, открыл гараж, где обитала его любимая (после женщин, конечно) игрушка – новенькая, цвета «кофе с молоком», блестящая свежей полировкой «семерка», не сравнимая, ни с вечно громыхающими «Москвичами», ни с прожорливыми, неповоротливыми «Волгами». Ехать Женя пока никуда не собирался и развалившись в мохнатом кресле, просто включил магнитофон – кассета стояла с тех пор, когда они с Ленкой, сдуру, пытались в середине марта выехать за первыми подснежниками. «…Просто! Вы говорите, в жизни все просто….» орала Пугачева, и Женя очень понимал ее. …Какая тут Ленка?.. Или эта, сегодняшняя Таня?.. Надо жить проще!..

Сидел он долго, наслаждаясь столь редким состоянием покоя, пока не увидел на тропинке Юру; он зачем-то свернул в сторону, раздвинул ногой заросли американских кленов.

– Бог ты мой! Ты-то сам хоть знаешь, что у тебя тут смородина растет?

– Не знаю и не тянет, – Женя вылез из машины, – руки у меня под другое заточены, – он внимательно посмотрел на свои ладони, словно пытаясь разобраться в линиях судьбы, но не ничего внятного прочесть не смог, – в Красноярске эти руки заработали «штуку» за два месяца, а ты говоришь, смородина.

– В этом ты везучий, зараза!.. – Юра восхищенно покачал головой, – а я из Армении. Пусковой корпус. Во всех постановлениях армянского ЦК фигурирует; проверяющих больше, чем рабочих. В общем, пришлось попотеть, и все бесплатно, что самое противное…

Делясь впечатлениями, они двинулись вглубь сада.

– Мох! – Юра наклонился, – все, саду кранты! А яблони хорошие; тут порядок навести, такие урожаи собирать можно!..

– Зачем? – Женя недоуменно остановился, – по осени и так от гнилья ступить некуда.

– На вино б перегонял! Ты на каком заводе работаешь? Давно б заказал ребятам маленький ручной пресс, вывезти через проходную я б помог, и все дела.

– Оно мне надо? – Женя не мог вникнуть в суть претензий.

– Да уж, с такими жизненными позициями коммунизм мы не построим, – Юра вздохнул, и Женя расхохотался от души.

– Ты собрался коммунизм строить? Пока меня не было, тут что, партсобрание прошло? Еще лапша с ушей не обсыпалась?

В коммунизм Юра тоже не особо верил, поэтому, чтоб не выглядеть глупо, решил не доказывать недоказуемое.

– Галку б мою сюда запустить, – сказал он мечтательно, – ты б видел, что она у тещи в деревне наворотила!

– Ну, так сдай ее мне в аренду – она у тебя очень ничего.

– Дурак ты, Жень, – Юра покачал головой, – давай, покажешься шефу, а потом займемся культурной программой. На твоей поедем или на моей?

– Конечно, на моей, – Женя улыбнулся, пренебрежительно глядя на белый бок старенькой «копейки», видневшейся в распахнутую настежь калитку.

Отдел пуско-наладки занимал всего одну комнатку в шестнадцать метров; на ней висела табличка «начальник», и, кроме самого Федора Николаевича Зеленева, там еще сидела Нина – экономист тире секретарь и далее по нисходящей до «принеси – подай – пошла вон». Старый начальник – Борис Макарович Кутепов, какое-то время даже спал с ней, но потом она вышла замуж, а сам Кутепов умер. Зато с новым начальником общий язык Женя нашел быстро – это был абсолютно другой человек, и если иногда делиться с ним леваком, то можно было «ходить в шоколаде» и творить, что угодно.