– Бог с ним, – Таня вяло махнула рукой, – высплюсь. Мне в больницу только вечером – у нас сейчас практика. А знаешь, – она засмеялась, – родичи меня ждут днем – с другим поездом, но на него билетов не было.
– О, как!.. – Женя мгновенно оценил намек, – так зачем поднимать родителей в такую рань – днем и явишься, а?
– Нормально ты придумал, – она взъерошила Женины волосы, – только жена-то у тебя, небось, есть?
– Значит, все у нас начинается с недоверия?..
– Ну, извини…
Но Женя, решив ее проучить, отвернулся.
– Не хочешь разговаривать, тогда я сплю, – Таня вздохнула.
– А я покурю, – Женя уже поднялся, когда девушка поймала его руку и заставив сесть обратно, поцеловала в губы.
– Теперь можешь идти.
Выйдя в тамбур, Женя зевнул; прижался лбом к холодному стеклу. …Как же не хочется тащить ее к себе!.. Девка она, похоже, настырная – раз хату засветишь, так потом не выгонишь. Боже, как все просто!.. «Нравится – не нравится» – это самое светлое чувство, а остальное, уж совсем голый расчет. Я ж понимаю – после распределения ей надо любой ценой зацепиться в Воронеже… черт, а спать-то хочется. Надо прилечь, а то раздену ее и вырублюсь – неудобно получится…
Проснулся Женя от яркого электрического света и разлепив тяжелые веки, увидел, что наиболее трезвые пассажиры уже копошились, собирая вещи. …Значит, подъезжаем. Таня… может, она мне приснилась? Я уж забыл, как она выглядит… да, скорее всего, она тоже, и это к лучшему – не зря говорят, не следи, где живешь. Что мне, целой страны мало?.. Это ж придется график составлять, чтоб они с Ленкой не пересекались… а можно и не составлять – прикольно, как они станут друг дружке волосенки рвать… Спрыгнув с полки, он пошел умываться.
Миновать Таню, понуро смотревшую в пустой проход, было невозможно, тем более, она радостно улыбнулась.
– Соня. Я тебя даже за ушком щекотала – ноль эмоций.
– Да разве я сплю? – пришлось присесть рядом, – вот, был я в Чернигове с Ленькой Клюевым – о, спит человек! Я как-то возвращаюсь ночью, а дверь заперта изнутри. Барабанил так, что соседа разбудил; сосед из своего номера стал в стенку лупить – ноль эмоций. Прибежала горничная; стала по телефону звонить (а телефон прямо над ухом стоит) – ноль эмоций. Во, как!
– А дальше что?
– Короче, спал я в холле, – Женя разгладил ладонями «помятое» лицо, – а ты говоришь, за ушком щекотала…
В окне в это время уже плыли желтые вокзальные фонари.
Воронеж встретил их милицейским нарядом, лениво прогуливавшимся по перрону, да таксистами, курившими у выхода в город; даже пассажиры, покидавшие вагоны, не нарушали этого сонного царства, тихонько рассасываясь по темным улицам.
– Прохладно, – Таня поежилась, и Женина рука тут же опустилась ей на плечо. Девушка словно ждала этого, чтоб прижаться и замереть.
– У меня есть бутылочка шикарной кедровой настойки, – заметил Женя, – натуральный сибирский продукт. Тех, кто не брезгает пить по утрам, могу согреть.
– А пойдемте ко мне, – неожиданно предложила Валя, – здесь пять минут пешком.
– Ты что, одна живешь? – удивился Женя.
– Живу я с родителями, но у нас частный дом, и есть времянка, где всякое старье свалено – Танька знает. Там нормально – стол есть, стулья, кровать…
…Нет, Бог, точно, есть – иначе откуда берутся такие расклады!.. Женя стиснул Танины плечи; девушка взвизгнула, но вырываться не стала, и это говорило о том, что предложение принято.
Дом действительно оказался совсем не далеко – каменный, добротный, выходивший окнами на улицу; а во дворе стояла беленькая времянка под шиферной крышей.
– Тсс, – Валя прижала палец к губам, – я примерная девочка.