– Ты станешь первой. Ты покажешь им дорогу в забвение, – сказал он, и его голос наполнился нотками почти нежного упрёка, будто он прощался с давно знакомым призраком.

Сняв фотографию со стены, он поднёс её к свечному огню. Пламя загорелось мгновенно, с шипением, будто сама фотография сопротивлялась своей судьбе. Огонь, яркий и неестественно быстрый, поглотил изображение, оставив лишь чёрный пепел, который осел на его пальцах, липкий и тёплый. Запах сгоревшей бумаги смешался с тяжёлым ароматом ладана и железа, усиливая чувство удушья. Мужчина стряхнул пепел на пол, а затем вытер пальцы о поношенную ткань своего ханбока, словно завершая ритуал. Его движения были неторопливыми, исполненными странной торжественности.

Бросив последний взгляд на алтарь, который теперь казался затихающим сердцем комнаты, он направился к выходу. Дверь закрылась за ним с глухим скрипом, словно сама ночь не хотела впускать его в свои объятия.

Снаружи ночь была неподвижной, но пронизанной странным напряжением. Она дышала тяжестью, напоминая грозовое облако, готовое обрушиться на землю. Луна, скрытая за рваными клочьями облаков, выглядела, как закрытый глаз, уставший от наблюдения за человеческими грехами. Даже воздух, влажный и прохладный, нёс с собой запах сырости, смешанный с тонкими нотами гнили и сгоревшего дерева, будто сама земля знала о грядущем.

Звуки города раздавались приглушённо, как далёкий плач, едва слышимый за стенами времени. Мужчина шагал по узким улочкам, его силуэт сливался с тенями, как будто мрак принимал его за своего. Его шаги были беззвучными, а каждый уголок, в который он ступал, будто терял часть своей обычной жизни, наполняясь предчувствием беды.

Вдалеке раздались сирены. Их вой разрезал тишину, как рваная нить, и отдался эхом в лабиринте зданий. Мужчина, скрытый за маской, замер на мгновение, но затем на его лице появилась ухмылка. Она была не радостной, а скорее хищной, как у зверя, готового к прыжку. Он продолжил идти, уверенный в каждом своём шаге, зная, что вскоре мир содрогнётся перед его творением.

За кулисами царило почти осязаемое напряжение. Повсюду слышались голоса сотрудников, отдающих приказы в короткие рации, глухие удары тяжёлых ботинок по металлическому полу сцены и тихий гул аппаратуры, которую в последний раз проверяли перед началом шоу. Воздух был пропитан запахом металла, пластика и пыли, смешанных с лёгким ароматом гримёрных средств. Вся эта суматоха создавалась ради одного момента – выхода на сцену группы Eclipse.

Юнсо стоял возле массивных софитов, прислонившись к одной из колонн, и молча наблюдал за происходящим. В его взгляде сквозило что-то большее, чем простое ожидание. Он словно пытался разгадать загадку, скрытую за этой кипучей суетой. Где-то за стенами здания, за рядами охраны и баррикадами из металлических ограждений, тысячи фанатов скандировали их имена, требуя начала концерта. Гул толпы ощущался даже здесь, в глубине технических коридоров, вибрацией отдаваясь в каждом металлическом каркасе сцены.

– Они сегодня особенно громкие, – раздался голос Минхо, который подошёл к нему, держа в руках бутылку с водой. Он внимательно смотрел на Юнсо, пытаясь понять, что у того на уме. – Слышал? Кричат твоё имя больше, чем обычно.

– Не только моё, – ответил Юнсо, не отрывая взгляда от сцены. – Ты видел их лица, Минхо? Они больше не просто фанаты. Иногда мне кажется, что это уже что-то другое… что-то странное.

Минхо хмыкнул, пытаясь скрыть беспокойство, которое внезапно охватило его. Он уже привык к тому, что слава Eclipse привлекала не только восторженных поклонников, но и тех, кто относился к ним с нездоровым интересом. С недавних пор всё чаще стали приходить жуткие подарки: отрезанные головы кукол, записки с угрозами, странные предметы с непонятными символами. Всё это начинало казаться не случайным.