Сара, протянув к нему свою нежную, дрожащую руку, смотрела на него с глубоким состраданием и искренней тревогой, ее глаза были полны слез, но в них не было ни малейшего намека на страх, лишь непоколебимая вера в его человечность, в его доброту, в его способность противостоять тьме. Она видела его боль, его мучительные страдания, его глубокое отчаяние, и ее сердце, словно хрупкий сосуд, разрывалось от жалости к этому несчастному пленнику тьмы, к этому измученному человеку, попавшему в ужасную ловушку. Она не понимала всей глубины его проклятия, не понимала, почему он стал таким, почему он был обречен на эти ужасные муки, но она чувствовала, что он не чудовище, что в нем еще осталось что-то доброе, что-то человечное, что-то светлое, что ждет своего освобождения, и это чувство заставляло ее оставаться рядом с ним, не смотря на весь ужас и на всю опасность, не смотря на то, что он мог причинить ей боль.

– Что… что мне делать? – прошептал Иерихон, его голос звучал хрипло, надтреснуто и глухо, словно он с трудом выговаривал слова, словно его горло сдавливали невидимые цепи. – Я… я не могу это контролировать… Я… я не хочу больше причинять боль… Я устал от этой борьбы.

Сара, услышав его слова, полные отчаяния, опустилась рядом с ним на колени, не отпуская его дрожащей руки, словно боялась, что он исчезнет, словно боялась, что он растает во тьме. Она нежно сжала его ладонь, словно пытаясь передать ему частицу своей силы, частицу своей веры, частицу своей надежды, словно пытаясь вдохнуть в него жизнь.

– Я… я не знаю, – ответила она, ее голос звучал мягко, ласково и успокаивающе, как колыбельная песня, словно шелест листвы под дуновением легкого ветра. – Но я знаю, что ты не один, что ты не брошен, что ты не потерян. Я буду рядом с тобой, столько, сколько потребуется времени, столько, сколько ты захочешь. Мы вместе справимся с этим, я верю в нас.

Иерихон поднял на нее свои измученные, наполненные болью глаза, и в его зрачках, впервые за долгое время, промелькнула крошечная, еле заметная искра надежды, словно луч света в темном, холодном царстве, искра, которая давала ему силы жить дальше. Он не мог поверить в то, что она говорит, в то, что она готова остаться с ним, не смотря на всю смертельную опасность, не смотря на то, что он мог причинить ей вред, не смотря на то, что он был проклят. Он был глубоко тронут ее добротой, ее состраданием, ее непоколебимой верой, и его измученное сердце наполнилось чувством благодарности, которое он не мог выразить словами, он просто не знал, как выразить ту бурю чувств, которая бушевала в его груди.

– Но я… я опасен… – прохрипел он, его голос дрожал от страха, от отчаяния, от глубокого стыда, от того, что он боялся, что он может навредить ей, что он может причинить ей боль, от того, что он не хотел причинять ей страдания. – Я… я могу убить тебя… я не хочу этого.

Сара покачала головой, ее глаза были полны решимости, полны непоколебимой уверенности, в них не было ни малейшего сомнения, ни малейшего колебания.

– Я не боюсь тебя, Иерихон, – сказала она, ее голос звучал твердо и уверенно, как голос ангела, защищающего своего подопечного. – Я знаю, что ты не хочешь этого делать, что ты борешься с тьмой, которая поселилась в твоей душе. Я верю в тебя, я верю в твою силу, я верю в то, что ты победишь это страшное проклятие, что ты сможешь вернуть себе свою человечность.

Ее слова, словно бальзам на рану, коснулись его истерзанного сердца, и он почувствовал, как его страх немного отступает, словно рассеивается туман, как его вера в себя немного усиливается, словно росток, пробивающийся через асфальт. Он понял, что Сара – это его спасение, его шанс на искупление, что она – это луч света в его темном, беспросветном мире, что она его надежда на лучшую жизнь.