– А что же станется с бедным сыном Эмилии? – всхлипнула молодая женщина, по имени Анна, с младенцем на руках, стараясь укрыть его от холода, но больше от страха. Слезы заблестели в ее глазах, оседая на покрасневших щеках. – Мал еще, не окреп, сиротой остался. Неужели никого нет, чтобы остановить этого… этого монстра? Разве нет никого смелого, способного пойти против этого ужаса?

– Кто остановит? – горько усмехнулся старик, горькая усмешка исказила его лицо. – Он не человек. Он проклятие. Его не убить, он словно тень, словно привидение, скользящее среди нас. Говорят, его породила сама нечистая сила, говорят, он пришел к нам из самых глубин ада. Против него бессильны человеческие руки.

– Глупости говорите, дед, – с вызовом вмешался молодой парень, Павел, чье лицо было полно решимости, а глаза горели огнем юношеской горячности. – Иерихон – такой же человек, как и мы, хоть и выглядит по-другому. Может, с ним можно поговорить? Может, есть причина, по которой он это делает? Может, он не монстр, а просто несчастный человек, попавший в беду?

– Не смеши меня, Павел, – проворчал Яков, его голос был полон раздражения. – Ты хоть раз видел, как он убивает? Он не разговаривает, он рвет на части, словно дикий зверь. Он не слушает слов, он слышит лишь голос проклятия. Не лезь туда, куда тебя не зовут. Не искушай судьбу. Ты молод, не понимаешь, с чем имеешь дело.

– Но разве можно просто сидеть и ждать, пока он придет за нами? – настаивал Павел, не уступая старику. – Может, если мы объединимся, все вместе, то сможем дать ему отпор? Может, если покажем ему свою силу, то он испугается и уберется из наших земель?

– Объединимся? – засмеялся Яков, но в смехе не было веселья, лишь горечь и безнадежность. – Ты думаешь, что против проклятия помогут твои вилы и факелы? Ты думаешь, что он испугается вашей кучки вояк? Это не волк из леса, это не просто бандит, это нечто большее, нечто темное, что не остановить ничем, кроме… кроме чуда. Но, боюсь, Господь отвернулся от нас.

Старик замолчал, не договорив, словно умолк от ужаса, поглотившего его слова. В глазах его читался страх, который он безуспешно пытался скрыть за показной бравадой. Все в комнате молчали, каждый погрузившись в свои мрачные мысли, в свои страхи, которые отныне преследовали их, как назойливые мухи. Ветер за окном все так же выл, словно пророча новые беды, а тени, игравшие на стенах, казались живыми и зловещими, принимая очертания чудовищ. И в этой зловещей тишине, полной страха и отчаяния, каждый понимал, что Иерихон не просто убийца, не просто сумасшедший маньяк, он был воплощением ужаса, ходячим проклятием, которое несет смерть и страдания, опустошая их жизни и лишая надежды на будущее. И пока он бродил по лесу, их жизнь будет полна страха и тревоги, а надежда на спасение будет казаться все более призрачной, далекой и недостижимой, словно свет звезды, затерявшейся в бесконечной ночи. Но никто из них не знал, что и сам Иерихон был узником своего проклятия, что в глубине его души еще тлеет искра человечности, которая в самый неожиданный момент может вспыхнуть ярким пламенем.

Ночь, словно исполинское чернильное пятно, растекалась по окрестностям заброшенной лесопилки, окутывая все вокруг плотным, почти осязаемым покрывалом тьмы. Луна, словно бледный, напуганный глаз, спряталась за густыми, нависшими тучами, лишь изредка пробивая плотную пелену тьмы бледными, дрожащими лучами, которые превращали и без того мрачное место в еще более зловещую декорацию для кошмарного спектакля. Внутри лесопилки, где царила давящая, почти звенящая тишина, Иерихон стоял неподвижно, словно изваяние, высеченное из черного камня, но внутри него бушевала невидимая, разрушительная буря. Проклятие, словно голодный, проснувшийся из долгого сна зверь, начинало свои мучительные, терзающие пляски в его нутре, с каждым мгновением наращивая свою мощь. Он чувствовал, как нестерпимый зуд, словно тысячи огненных игл, пронзает его кожу, становится все сильнее, словно миллионы муравьев-кровопийц прокладывают себе путь сквозь его плоть, разъедая ее изнутри, пожирая его плоть, его разум, его душу. Этот зуд был невыносимым, сводящим с ума, заставляющим его забывать о своей человечности, о своей воле, о том, кем он когда-то был. Это был сигнал, точный и бескомпромиссный, – сигнал к охоте, сигнал к убийству, сигнал к смерти.