Наверно они правы, подумал Дэвид. Человек изначально обречен быть чем-то кому-то обязанным. Это выгодно тем, кто на данном этапе становления, стоит выше – родителям, учителям, работодателям, возомнивших себя вершителями судеб, государству, в конце концов, обременяющего простых граждан большую часть жизни жить кредитами. Ведь когда у человека есть обязанности, он становится зависимым от обстоятельств, мозг отключается, сознание начинает работать по уже запланированному сценарию «свыше» и человеком становится проще управлять. Простому гражданину чтобы выжить приходится всю свою сознательную жизнь ходить на ненавистную работу от звонка до звонка. На раздумья и попытки изменить свою жизнь к лучшему просто не остается времени и сил. А когда, под давлением окружающих и по правилам якобы «нормального» общества еще появляется и семья, а за ней в придачу еще и жилье в ипотеку, потому что, со своей работой иначе никак, человек превращается в кусок глины, из которой власть может лепить всё что им самим угодно. Человеку остается лишь подчиняться всем принципам навязанных стереотипов о правильной жизни и по вечерам, за кружкой пива в кругу своих друзей, таких же неудачников, громко молчать и гомерически плакать.
По большей части общество само виновато в этом. Ведь оно само поддерживает и распространяет из поколения в поколение миф о навязанных семейных ценностях, загоняя тем самым себя собственноручно в эту ловушку. Это удобно, ведь кто знает, что на уме у свободного и независимого человека с чистым и трезвым разумом, не порабощенного долгами? Он непредсказуем, думает иначе, а значит и неугоден обществу, ведь никто не знает, чего от него ожидать в следующее мгновенье.
На часах семь часов утра. Снова играет мерзкая мелодия будильника. Дэвид с трудом открыл слипшиеся глаза и огляделся. Он полностью одетый лежал на своем диване.
«Это ж как меня так вырубило вчера-то» – подумал он, стараясь поскорее выключить традиционную утреннюю какофонию. На этот раз он встал с первого раза и сразу же пошел в ванную. Родители уже были на кухне и завтракали. Быстро приняв водные процедуры, он присоединился к ним.
– Доброе утро, – поприветствовал их Дэвид, приготовив себе бутерброд.
– Доброе, – откликнулась мать.
На протяжении всего завтрака никто больше не сказал и слова, но Дэвид-то знал какие мысли сейчас у них в головах. Они определенно хотели бы продолжить вчерашний разговор, да, похоже, не знают с чего начать, чтобы снова не спугнуть его.
– Ладно, давай собирайся, – обратился Оуэн к Мэри и встал, – пойду пока выгоню машину.
– Хорошо, – ответила Мэри и ушла в спальню.
Дэвид покончил с завтраком в одиночестве. Из прихожей раздалось традиционное напутствие от матери:
– Всё, Дэвид, мы уехали. Не забудь закрыть за собой двери.
– Хорошо, – дежурной фразой ответил он.
Входная дверь захлопнулась. Раздался звук отъезжающего автомобиля. Дэвида вот уже который месяц не покидало ощущение повторяющихся событий. Как будто это был один сплошной, длинный день, поставленный на повтор, который никогда не заканчивался.
Через пять минут Дэвид стоял на автобусной остановке в ожидании ненавистного транспорта, который снова отвезет его в этот бумажный ад, к зануде-начальнику, неуравновешенной и недотраханной женщине и к выносящим мозг клиентам, которых иногда просто хочется убить и затем воскресить, чтобы еще раз убить. Так, в предвкушении неизбежного, он и не заметил, как к остановке подошла молоденькая девушка.
– Извините, а вы не подскажете, какой автобус идет до аэропорта? – спросила она.
Дэвид с растерянным взглядом обернулся. Девушка смотрела на него в упор и мило улыбалась.