Доехали до платной дороги, и дама в кабинке, которой надо было платить, заметила Убака и тут же начала улыбаться. Еще бы! Он же красавец! И вот еще одна вещь, которая точно известна про щенков, – благодаря им вы улучшаете жизнь и мужчин, и женщин, которых встречаете, если только у них не каменное сердце. А так полминуты – и все растаяли, перестали быть, кем были, забыли, что делали, смотрят на беспомощное чудо и говорят детскими голосками: ах ты, лапочка, ах ты, прелесть! Бывают дни, когда излучение счастья добирается и до вас, и вам начинает казаться, что эти слова относятся и к вам тоже, но длится это недолго. Вы награждены косвенно тем, что восхищаются вашим щенком, и этого вполне достаточно. А щенки и вправду достойны восхищения, они ничего не делают, чтобы нравиться, они есть, а больше ничего и не нужно. Прелесть, не стремящаяся извлечь никакой выгоды, – вот высший пилотаж, который обезоружит каждого, имейте это в виду, павлины! У животных есть некая особенность, философы назвали ее «чистым даром»: я не хотел ничего тебе давать; я ничего не лишаюсь, давая тебе; не воображай, что мой дар стал твоим, он делится между всеми, но, если он тебя радует, мы тебя его не лишаем – да здравствует бескорыстие! Это что-то вроде неаполитанской кофейни – подвешена в воздухе и открыта для всех.

Обычно после секунды восхищения люди спрашивают, сколько ему, девочка или мальчик, как зовут и с завистливым вздохом сообщают, что тоже бы хотели провести свою жизнь в такой компании. И я всякий раз на автомате отвечаю, что ничего им не мешает это сделать. В ответ мне тут же извлекается причина, уже несколько затрепанная от частого употребления: ненормированная работа без гарантированного отпуска; квартира без балкона с бессердечным сожителем. Но ведь всегда что-нибудь да не так; дожидаясь, чтобы все было зашибись, никогда не стартуешь. Кое-кто – и таких встречаешь гораздо реже – честно признается, что им не хватает смелости на то, чтобы завести собаку. И наконец, последняя категория, назовем ее «нытики», они клянутся, что никогда больше не заведут собаку, потому что были буквально раздавлены ее смертью. «Когда его не стало…» Я никогда не понимал людей, которые, глядя на начало жизни, говорят о смерти. Поверьте, впереди у вас немало времени, еще успеете о ней подумать.

Мы подъехали к Мон-Ревар, огромному плато на той же высоте, что и Экс-ле-Бен. Редко, когда в это время на нем так много снега. Дул ветер.

В самом деле, можно подумать, что уже наступила зима.

Сколько же народу высыпало на первый снег! Хочется его потрогать, в нем поваляться, по нему покататься. Первый снег притягивает, как магнит, – всегда! – потому что всем известно: сегодня он есть, а завтра поминай как звали. На горнолыжных курортах срочно заработали ресторанчики, кое-где и пункты проката лыж тоже, в воздухе пахнет лыжной мазью и жареной картошкой. Убак тоже полон нетерпения, он ерзает на сиденье, неужели догадался, что это белое вещество, готовое осуществить все, что придет в голову, станет нашим верным компаньоном?

Ему хочется спрыгнуть с сиденья, и я считаю, что он вполне на это способен – готовность к риску приходит к собакам вообще-то позже, приходит или в программе вообще такового не предусмотрено. Я ставлю Убака на землю. Он спокойненько шагает по снегу – не замер, не застыл: кто-то из его бернских предков шепнул ему, что это не та штуковина, которой стоит бояться. Ну что же, началась наша с ним жизнь, и я наблюдаю, как он себя поведет. Он уткнулся в землю. Ладно, думаю я и совсем не боюсь, что он убежит. Убак бежит и останавливается при самой малой малости. От изумления, недоумения, удовольствия чего-то ждать. Жук в снегу, детский вскрик, тень от облака. Смотреть на него – сплошное удовольствие. Он с радостью погружается в то мгновение, каким наделяет его жизнь, он весь в нем, весь в настоящем, и больше ничего для него не существует, но при малейшей оказии он так же охотно покидает это настоящее, и его собственная жизнь уже течет совсем не так, как обещало предыдущее мгновение. От полноты одной минуты к полноте другой – так течет жизнь собаки, в ней нет места для расчета, а есть просто неистощимая радость существовать. И в этой радости суть жизни с собакой – ты вспоминаешь, что в часе – шестьдесят минут, что каждая из них что-то значит, и ты можешь переноситься от одной к другой, открывшись неожиданности и неизвестности, двум неисчерпаемым источникам надежды.