В передних рядах Петербурга, не составляя сплоченного ядра, оказываются новые люди. Это даже не класс, а галерея меняющихся во имя карьеры чиновников. Кланяясь на обе стороны (и консерватизма, и либерализма), стараясь угодить всем и не угождая никому, они делают политику. Однако делать политику без преемственного плана не удалось; за политикой стояла история, которая считалась только с Монархом. Пути же истории всячески загромождались бюрократией и обществом, и история неизбежно должна была в 1905 году временно остановиться.

Новый прирост к бюрократии – парламент — усилил централизацию, подорвал авторитет и живую силу Монархии – нагромождение усилилось, и уже с 1905 года Россия, не имея защитников закона, была брошена на путь развала.

Для одних бюрократия конца XIX века – «стена», отделяющая Власть от народа, для других – стена, ее ограждающая. Бюрократия окажется плетнем, через который шагнет общество, чтобы покончить с Царской властью. То же общество в 1917 году даст «вторую» свою бюрократию, правящую уже без всякой совести и разума, во имя революции. Эта бюрократия не сумеет ни властвовать, ни управлять, ни сопротивляться, засядет в Зимнем дворце под защиту женского батальона и кадет и бесследно исчезнет за границей.

Последняя попытка возрождения бюрократии, в тылах белых и иных армий, тоже бессильна; общество не сумеет взять власть ни в Уфе, ни в Омске, ни в Риге, ни в Архангельске, ни в Крыму, найдя описание своих дел в летописях Гинца, Будберга, Сахарова и прочих. От этих описаний веет безысходной бездарностью общества, осмеливавшегося думать, что можно вернуть и спасти Россию – без Царя.

Старая бюрократия окажется за рубежом и, не объединенная, не подаст авторитетного голоса в среде некоторых сочувствующих старой России стран… Запад не признает веса бывшего правящего класса, доказав тем, что мир считался с нами только через Монарха.

С конца XIX века бюрократия и общество составляют одно целое. Тот же дух, те же интересы, те же нравы создают полное органическое слияние. Борьба с Думой и обществом была комедией, и если Дума за десять лет была не способна дать ни одного творческого закона, кроме переворота 1917 года, то и правительство, кроме Столыпина, не только не дало ничего сильного и планомерного, но не выдвинуло ни одного сколько-нибудь сильного оратора или защитника строя в противовес обвинениям общества и Думы, падающим на голову Монархии. Бюрократия не отведет этих ударов и не примет их на себя…

Правящий класс, на который опирался Государь Николай II, оказался бессильным и неверным.

В 1857 году в России было в обращении: серий казначейских на 88 млн. руб., кредитных билетов – 740 млн. руб. и вкладных, разменных без курса, ходивших как деньги, знаков – один миллиард руб., и золотой монеты 600 млн. руб., а всего около двух миллиардов денежных средств при бюджете в 257 млн. руб. и при совершенно ничтожных податях.

Наличное обращение должно было прогрессивно увеличиваться. Народ был сыт и богат. Промышленность удовлетворяла потребность 75 млн. населения. Долгов у государства не было.

То было в крепостную зависимость, при ненавидимых интеллигенцией и Западом Государе Николае I и Александре II.

Канкринскую систему и хозяйство Государя Николая I сменяют новаторы-западники, школы, к которой позже принадлежал Витте.

С 1859 года вкладные билеты конвертируются, т. е. «ходячие» деньги обращаются в банковые билеты, при цене 75 руб. за 100. Курс начинает устанавливать биржа, и бумагой этой уже расплачиваться нельзя, а можно было торговать, т. е. играть.