Минут пять любовался Одуванчиком, изучая каждую чёрточку на лице, пока она не открыла сонные глазки, осознавая первый секунды где находится и тут же подорвалась резко, чуть не упав с дивана.

– Ой, Максим Александрович, вы уже проснулись? Доброе утро, а я вот никак не могла глаза разлепить. К осени я всегда как сурочек. Да и последняя легла, когда все уехали по домам. Там Саша всё проверил говорит, внизу остался ночевать. Устал сильно и…

Идиот, нет чтобы у стены её положить. Удержал её одной рукой, придвигая к себе. Так и привыкнуть недолго к ней, спящей в его объятиях. Неловкое молчание. Наконец, Макс отпустил её и она поспешила сесть на диване.

– Катя, – прохрипел он пребывая в изумлении от своих ощущений и того, как неохотно убрал руку. Так она ещё в глаза ему не может посмотреть. Неужели совершил непоправимое? – Я… к тебе приставал?

Застыла, а у самой глаза на пол лица от его вопроса. Будто бы чушь несусветную сморозил. Часто-часто заморгав, прыснула со смеху и затараторила:

– Ничего не помните, да? Ох и пьянчужка же вы, Максим Александрович, – он поморщился от её характеристики. Вообще-то, его так с универа не вырубало, – После такой ночи вы, как честный человек, теперь просто обязаны на мне жениться!

Всё-таки, полез к ней?! Придурок! Какой же он придурок! Вглядывался в неё, пытаясь напрячь память. Ничего. Абсолютный вакуум после выпитого с пацанами. Откашлялся, пытаясь подобрать хоть какие-то слова, Макс начал оправдываться:

– Извини, Одуванчик. Первый раз со мной такое. Я знаю, мне нет оправдания, но…

Улыбка резко сползла с лица Кати. Такие как он, только под страхом смерти будут с ней. Ну, или в невменяемом как он вчера состоянии полного отлёта. А так нет. Никогда! Проверила? Молодец. Теперь вот страдай, Катенька. Никогда ведь не строила иллюзий относительно мужчин, а тут захотелось в сказку поверить. Всё его хорошее отношение – это пустые заигрывания и ни к чему не обязывающий флирт, который временами у него прорывается, забавы ради только. Или просто потому что игривое настроение. Только и всего. Надо заканчивать ставить его в неловкое положение.

– Максим Александрович. Я пошутила, извините. Мне нужно было уехать, как я и собиралась, зря я вас послушалась и осталась. Так стыдно теперь, – опустила глаза.

Сама расстроилась порядком. Она, подобно тому самому одуванчику, как он её ласково называет, тянулась к его словам и похвале, как к солнцу. Ни разу он её не обозвал, не смеялся злостно над её выходками, не шептался за спиной, что она какая-то не такая. Всегда в лицо, без задней мысли и ненавистной ей жалости. А слышала она в свой адрес многое: тормоз, блаженная, сумасшедшая, не от мира сего, не все дома – ещё самые безобидные выражения. Только вот Катю это абсолютно не трогало. Наоборот, вызывало только стойкое желание пожалеть человека, который от нехватки любви и счастья, пытался унизить её.

– Ну, доброе утро, что ли тогда, шутница, – проворчал он недовольно.

Вроде, радоваться должен, что такой груз ответственности скинул только что. Сразу в глаза бросилось, как он расслабленно выдохнул. Да она бы и после его приставаний не стала бы бегать за ним. Во всяком случае, очень надеялась на своё благоразумие. Так вот чего мама боялась, говоря, что Катя подобно утёнку за любым по пятам будет ходить, считая его навеки своим, кто первый хорошее слово скажет в её сторону. Неужели она так хорошо дочь знала?

Она молча кивнула в ответ и спешно встала в дивана, стараясь больше не смотреть на него. Смешно, конечно. Так неловко было, будто всё уже случилось между ними.