– Значит, тот мужик слабый? – делает вполне определенный вывод Данила, и я чувствую, как начинает болеть голова, а руки дрожат от жажды признаться, но не время. А возможно Даниле и не нужны такие потрясения. Не нужно знать, каким идиотом бывает его отец. По сути сам еще ребенок. Не хочется ему говорить плохое про отца, но и врать не хочется.

– Он… Думает, что слабый. И это порой хуже всего, верить, что ты ничего не стоишь и унижать себя этим, – вот, отлично сказала.

Не знаю, понял ли что-то Данила. Но он молчал все то время, что мы идем до перекрестка, на котором стоит магазин Светланы Павловны. Она живет и работает в этой деревне всю жизнь. Иногда мы с Данилой приезжали сюда и неизменно видели ее за прилавком магазина. Цены она, конечно, задирала, но учитывая, что на тридцать километров работала одна, выбора у немногочисленных жителей особо-то и не было.

– Ну и куда вы намылились? – начинает она причитать с порога. – Ева!

Она упирает руки в бока и хмурится.

– Это из-за того идиота, что обещал мне разнести магазин и тыкал мелочовкой?

– Пришел он, придут остальные, – вздыхаю я, раздумывая, что еще взять в дорогу. – Да и тебя не хочется опасности подвергать. Я еще и по документам поддельным.

– Да уж. Попала ты в заварушку… А что с квартирой? Ее не отберут?

– Я уже ничего не знаю, – почти готова плакать. – Но возвращаться туда опасно. Даже за вещами.

– Это и ежу понятно. Так, – поворачивается она к прилавку, потом резко обратно. – Они же будут вас искать в доме старухи Евы. Значит, нужно спрятаться там, где они вас точно искать не будут. А как только обыщут дом, вернетесь туда.

– Я не совсем понимаю.

– Поживете у меня пока. Дом у меня большой. Места вам хватит.

– Ну нет, – даже шаг назад делаю. – Мне и так перед вами неудобно! И мне нечем вам платить за жилье.

– А готовишь ты все так же хорошо?

– Еще лучше! – улыбается вдруг Данил, который, очевидно, воспарял духом. На лице нет прежней обреченности. – Мам, ну хорошая же идея. Так во всех стратегиях делают. Отвлекают внимание.

Я все еще думаю о том, чтобы сходить проверить, как там Харитон. Но на чаше весов безопасность сына. А важнее ее нет ничего.

– Только если вам будет удобно, – снова смотрю на Светлану Павловну, которая только фыркает и спокойно отдает ключи.

– Уходить не буду. И велосипед в подвал спрячьте. Нечего им светить. Все. Чтобы больше слез я не видела. За тебя поручилась моя лучшая клиентка, оставила тебе все свое немногочисленное имущество, прекрасно зная, какое дерьмо этот урод Рашид. Так что не позорь ее память. А и еще, – остановила меня Светлана Павловна, когда Данила уже вышел через заднюю дверь. – Твой сынишка вылитый папаша.

– Светла… – ахаю я, чувствуя, как к щекам прилил жар.

– Да тихо ты. Просто такое сходство редкость. И кто знает, что взбредет этому мужику, когда он пацана увидит.

Я резала салат, готовя ужин, все время поглядывала из окна дома Светланы Павловны.

Наверное, ждала, когда по мощенной камнем дорожке будет шагать Харитон. Я беспокоилась. Данила заметил это и предложил проверить.

– Давай я съезжу посмотрю, живой ли этот мудила…

– Данила, ну что за выражения, – нахмурившись я взглянула на сына, который уже в нетерпении терся у порога. – Нет, а если он тебя увидит? Или приедут другие.

– Не увидят! Тем более меня в лицо никто не знает. Мы с тобой фотографировались один раз и эта фотография всегда со мной.

Звучит, конечно, гладко, но я не хочу рисковать.

– Нет, Данил. Давай не будем испытывать судьбу…

– Мам, я осторожно!

Порой он бывает удивительно упертым. Как в тот день, когда ему просто было необходимо поехать на парад в честь дня Победы. В итоге из-за толпы мы ничего не увидели, но он был счастлив, что смог меня убедить. И это в пять-то лет. Сейчас, как и тогда, мы спорили до хрипоты. Он никогда не истерил, доказывая свою правоту, просто давил на жалость, теперь сыпал аргументами. Но даже понимая, что с ним ничего не случится, я не могу уступить. Не могу рисковать. И как бы я об этом не говорила, Данила все настаивал и настаивал, пока наш спор не прервала Светлана, вернувшаяся домой.