— Привет. Прости. Хотела сегодня провести день в одиночестве, — смущенно произносит. Нервно заправив волосы за ухо, скрещивает перед собой руки.

— Это ты меня прости. Не стоило так являться, — всматриваюсь в ее озабоченное лицо. Неужели ей так не хочется меня видеть? Может, у нее неприятности, а я просто некстати? Спрашиваю вслух: — У тебя все в порядке?

— Да. Все хорошо, — спешит заверить, но скрыть от меня жуткое напряжение ей не удается. — Я ведь работаю с людьми, поэтому на выходных стараюсь от них отдохнуть.

Агате приходится повысить голос. На площадке, забравшись по ступеням на самый верх горки, один мальчишка громко привлекает к себе внимание мамы.

— Чтобы не перегореть, — договаривает она.

— Поэтому сидишь здесь, на лавочке, и наслаждаешься безлюдной тишиной, — усмехнувшись, с пониманием тяну слова. Бросаю красноречивый взгляд на горку. Сорванец на ней уже теряет терпение. Его "мамочка, посмотри, как я умею" звучит крайне настойчиво.

— Здесь мне не надо ни с кем общаться, — пожимая плечами, объясняет Агата. Она вновь запускает пальцы в волосы. Поправляя непослушные пряди, поторапливает меня: — Так что ты хотел? Мне уже нужно идти.

На площадке, наконец, становится тише. Подхожу чуть ближе, опускаю ладонь на спинку лавочки и пытаюсь подобрать слова:

— Я просто хотел извиниться. Мы странно тогда расстались. Ты была огорчена. И вполне справедливо. Но, поверь, меньше всего я хотел тебя обидеть. Просто я очень рад вновь с тобой уви... — растерявшись, обрываю речь.

Возле нас вдруг возникает мальчишка с горки. Бросает на меня мимолетный взгляд. Затем дергает Агату за рукав куртки, и, хмурясь, высказывает недовольство:

— Мама, я тебя зову-зову!