Вот только сначала нужно рассказать обо всем своим... От этой мысли меня сковывает леденящий страх, а от нервной дрожи стучат зубы. Поэтому даже в летний день я кутаюсь в одеяло и прячусь в своей комнате, отодвигая неизбежное.

Смотрю на часы. Уже пять, и папа скоро вернется домой. Вдруг осознаю, что просто сгорю от стыда, сообщая ему о своем положении. Скорее всего, мой язык вовсе не повернется произнести это вслух в его присутствии.

Резко сбрасываю одеяло и сажусь на кровати. Признаюсь первой маме! Не смогу по-другому. Так и буду хранить тайну, пока беременность не станет очевидной. А если не скажу сразу, разочарую родителей еще сильнее.

Потираю лицо ладонями. Тяжело выдыхаю дрожащими губами. Как же я их разочарую!

Поднимаюсь с постели и выхожу из комнаты. Не чувствую своего тела. Словно кто-то другой управляет мной, а я лишь наблюдаю со стороны.

Мама сидит на диване напротив телевизора, беззаботно смеется над репликой ведущего какой-то передачи. Как же мне не хочется ее расстраивать!

Останавливаюсь рядом, опустив голову, нервно перебираю пальцами. Мама бросает на меня мимолетный взгляд и хочет вновь повернуться к экрану, но всматривается в мое лицо и обеспокоенно спрашивает:

— Агата, тебе опять плохо? — притягивает меня к дивану и усаживает рядом. Трогает лоб. — Ты такая бледная!

— Нет, мам, я в порядке, — отвечаю, осмелившись взглянуть ей в глаза. Но лишь на мгновение. Слишком страшно. Слишком стыдно. — Хочу поговорить с тобой.

— Говори. — Мама хватается за сердце. — Да что случилось?

— Мамочка... я... — Слова застревают в горле. — Я... бер... я жду ребенка.

— Ты что? — мама осекается. Она выглядит шокированной. Молчит, хмуро сдвинув брови. Ее ладонь так и лежит на груди. — Агата, что ты такое говоришь?

В этом простом вопросе нет возмущения. Она потерянна, расстроена. Ищет на моем лице намек на то, что ослышалась. Но на моих глазах наворачиваются слезы, а мама, закрыв ладонью рот, удрученно покачивает головой. Затем слегка отстраняется.

— Как ты это допустила? — спрашивает с упреком. — Ты же умница! Ты же такая здравомыслящая! Боже! Агата! Ты встречаешься с Егором всего пять месяцев! Зачем ты так поторопилась?!

Опускаю голову ниже. На майку и шорты часто капают слезы. Ничего не вижу за их пеленой.

— Это все Регина! Так и знала, что ночевки у нее до хорошего не доведут! Я ослабила контроль, а она не доглядела! — со злостью повышает голос мама.

— Да ни при чем здесь ни крестная, ни Егор! — всхлипнув, резко отвечаю, обороняясь ее тону.

— Что значит Егор ни при чем? — мама смотрит на меня с непониманием.

— Это ребенок Ростика. Радкевича. — От этих слов сжимается сердце.

— Ты встречалась с Ростиславом? Агата, я вконец запуталась! А как же Егор?

Мама полна изумления и растерянности, и еще, что больнее всего, осуждения. Мне остается только одно — быть предельно честной. Вздыхаю, и как на духу рассказываю ей все, что произошло. О расставании с Егором, об одной-единственной ночи с Ростиком, да и вообще с каким-либо молодым человеком, о том, что сейчас не могу до него дозвониться. О том, как мне больно, и стыдно, и страшно...

Вижу, что эмоции мамы еще накалены, поэтому, когда она заключает меня в объятия и гладит по голове, очень ей благодарна.

— Я сама скажу папе, — говорит тихо, пока я всхлипываю на ее плече, — конечно, он не будет рад этой новости, не стоит себя обманывать. Но ты наша дочь, и мы всегда поддержим тебя. Я переговорю с ним и позвоню Радкевичам. Мы с Ириной, если виделись в школе, всегда хорошо общались. Все решится.

Отодвигаюсь и вытираю слезы с лица. Открыть маме правду стоило для меня неимоверных усилий. Я измучена. Настолько, что даже говорю с трудом.