- Еще бы вы негром оказались! – вскидывает она руками. – Хватит и той черноты, какая есть!
- Татьяна Викторовна, - делает жест рукой в мою сторону Дмитрий Платонович, видя, что я собираюсь повышать голос, и, заставляя меня замолчать, - объясните нам, пожалуйста, какая чернота сейчас вас беспокоит?
- Его! – показывает решительно на меня пальцем. – Если они оба родятся черненькими, что я мужу скажу?! Как у нас у двух белобрысых могли родиться два чертенка?!
- Их двое?! – это все, что я слышу из сказанного матерью моих детей.
Черт… Моих детей…
Моих!
- А вы и рады! – нападает на меня беременная.
Не успеваю ей ничего ответить, как Дмитрий Платонович опять нас «разводит» в стороны взмахами уже обеих рук:
- Так, стоп. Эээ…
Главврач уже не знает, что говорить дальше, поскольку ситуация не просто щепетильная. А катастрофическая. Но нам с белобрысой уже все понятно.
- Я буду краток. Я хочу купить этих детей, - заявляю сразу о своих намерениях.
И без того бледная моль стала еще бледнее. Только широко распахнутые глаза от удивления выдавали присутствие в помещении еще одного человека, не считая врача.
- Ч-что?
Прежний настрой на скандал пропал. Девушка не просто побледнела, она в мгновение стала синей. Губы трясутся, дыхание сбилось.
- Хватит! – внезапно кричит врач, но, смотря на мать моих детей, мужчина меняет тон на более тихий и даже немного ласковый. – Татьяна Викторовна, выйдите, пожалуйста, в коридор. Наша медсестра проводит вас до буфета.
Белокурая моль еле поднимается и на плохо сгибающихся ногах идет к выходу.
- Слушайте вы, турецкий подданный, - скалится в мою сторону Дмитрий Платонович, - вы решили за деньги купить все и еще немного? Не выйдет!
- Это мои дети, - произношу с каменным лицом, не привыкший выслушивать нравоучения от каких-то врачей.
- А это моя пациентка! – кричит мужчина. – Бывшая, да, - добавляет, - но моя! В ней ваши дети! Последние из возможных! У нее тридцатая неделя беременности! Хотите, совсем бездетным остаться?!
- Почему «бывшая»? – подаюсь к нему вперед, забыв напрочь о его тоне и прочих обстоятельствах. – Она что, не наблюдается у врача всю беременность?
- Наверное наблюдается, - пожимает плечами главврач. – Но к нам она больше не приходит. Я делал подсадку, вел ее до четырнадцатой недели. Потом перешел на пост главврача, но продолжил вести беременность Татьяны Викторовны. С двадцатой недели она пропала. Звонил ей. Она обещала прийти на прием, но вот уже тридцатая неделя, и я ее вижу только здесь в кабинете так же, как и вы.
- И вы считаете это нормальным?! – начинаю сердиться.
- А что предлагаете мне делать?! – опять кричит Дмитрий Платонович. – Я не могу бегать за каждой своей пациенткой! Ее беременность – это, прежде всего, ее ответственность!
- И моя! – буквально рявкаю на мужчину, отчего он слегка зажимается. – Я требую, - говорю уже тише, - чтобы ваши врачи провели ей полное обследование. Я не готов рисковать своими детьми!
Иначе реагировать не могу. Это действительно последний шанс. У меня было выделено не так много сперматозоидов для оплодотворения. За все четыре года процедур только одиннадцать штук. И все их подсаживали Нихан. Но все было безуспешно. Эмбрионы не крепились. Но, как оказывается сейчас, дед утаил от меня еще два сперматозоида. Много раз он говорил мне, что встречается несовместимость между мужчиной и женщиной. Что при «смене» жены я смогу стать отцом. Но я не верил. Видимо зря…
- А.., - хочет задать вопрос Дмитрий Платонович, но я опять его бесцеремонно перебиваю.
- Я оплачу все обследование, - категорично заявляю.