И именно в этот момент Гомельский обернулся.

15. Глава 15. Роман

Роман, конечно, всегда знал, какая его жена эгоистка и насколько избалована. Но так незрело, инфантильно и безответственно она вела себя первый раз. Он всё же надеялся, что за три года их совместной жизни она повзрослела. Что свой ребёнок сделал её мудрее. Но, похоже ошибся во всём. И он не смог её простить, когда до сих пор трезвая, она пришла к нему мириться. Не извиняться, а именно мириться. Пока не смог.

Но вечер ещё даже не начался. И уж точно он не хотел сделать его памятным ссорой. Просто ему нужно больше времени, чтобы отойти.

А эта удивительная женщина, Марина Скворцова, что так неожиданно преобразилась и удивила его снова, излучала такое живительное спокойствие, вела себя так естественно, смеялась так искренне и смущалась так трогательно, что он словно оттаивал рядом с ней.

Не таял, а именно оттаивал, как промороженный насквозь кусок мяса. Покрывался мурашками, как изморозью, когда она нечаянно его касалась. И время от времени, когда она отворачивалась, закрывал глаза, стараясь угадать духи, но чувствовал только запах её кожи и что-то до боли знакомое и родное.

«Чёрт, это же детская присыпка! — едва не воскликнул он вслух, когда снова поднял на руки Дианку. — Вот чем они обе пахнут».

И Роман даже повеселел, списав это своё неожиданное влечение к Марине Вячеславовне на деловой интерес, который двигал им подспудно, но главное, на интуитивную тягу к тому, что ему дорого. Ведь она тоже была без ума от его малышки.

Невероятно, что чужая женщина прониклась к его девочке сильнее, чем родная мать. Да и Дианке она почему-то нравилась.

После спектакля и задувания свечи на праздничном торте, играли в старинную русскую забаву «каравай», что как раз затеяли аниматоры.

Дианку поставили по центру круга, а все сели на коленки, чтобы быть с ней почти одного роста и приговаривали: «Каравай, каравай, кого хочешь выбирай!»

Она покрутилась, на неверных ногах вроде шагнула к отцу, потом удивлённо посмотрела на мать, которая хлопала в ладоши так, словно дрессировала собаку, а потом вдруг побежала и обняла за шею Марину.

Та растрогалась и, улыбаясь малышке сквозь слёзы, пошла с ней к горе подарков, что складывали в углу зала.

— Знаешь, это кто? — снова сев на колени, достала она розового лопоухого зайца, нещадно косящего на оба глаза, и поставила перед собой. — Это зайчик. Прыг-скок! — попрыгала она игрушкой. А потом вытянула вверх плющевые уши и, согнув, пощекотала Дианку. И два аниматора у неё за спиной синхронно закачали головами, изображая ладонями заячьи ушки.

— Я зайчик, зайчик, зайчик, скачу, скачу, скачу, — начали они хором, когда Дианка засмеялась, обнимая зайца.

Но конец этой песенки Роман, к сожалению, не дослушал.

— Слышь, хватит тут с детьми возиться, — вызвал его тесть. — Пойдём, там нужные люди приехали.

— А я по-вашему здесь с ненужными? — отряхивал Роман колени, лишь бы на этого индюка не смотреть.

— Ну ты понял, что я хотел тебе сказать, — хотел он похлопать зятя по плечу, но тот разогнулся и коротышка Марк Мурзин смог потрепать его только за локоть.

— Я же предупреждал, что это детский праздник, и никакие деловые вопросы мы сегодня решать не будем. Разве Лиза вам не сказала?

— Нет у нас ни входных, ни выходных, ни праздников. Деньги не терпят пустоты, — многозначительно произнёс он одну из своих любимых бессмысленных фраз.

— Природа не терпит пустоты. Вселенная не терпит пустоты. А деньги, — выдернул локоть из его пухлых пальцев Роман, — деньги счёт любят.

Но этому недалёкому и грубоватому человеку, Роман давно уже бросил что-то объяснять. Им и разговаривать было не о чем. У тестя была одна тема: бабло.