– Элеонорочка? Ты?

Баба Таня оказывается в коридоре в одной длинной сорочке и морщится от света, который сама же включает. Это первый раз, когда прихожу за Леей настолько поздно, никогда не задерживалась, а тут вообще ночь. Конечно, мы договаривались, да и она сама дала мне добро, но стыд никуда не исчезает.

Он вообще со мной живёт постоянно. Как бы мне хотелось всего этого не испытывать. Домой приходить с желанием, не стеснять никого, не искать деньги ночами, не оправдываться постоянно. Так хочется, что аж душа вся в комочек сжимается, но ненадолго. Даже если приходится расправлять её силой и вытаскивать из себя улыбку, я делаю это искренне, встречая ей бабу Таню.

– Простите, что так запозднилась, я…

Баба Таня отмахивается.

– Бог с тобой, деточка, главное вон, как улыбаешься. Давай проходи.

– Нет, я сейчас…

Но она и договорить не даёт.

– Давай-давай, я тебе уже постелила в зале, мы с Леей в комнате у меня, не будем её уже тревожить, пусть спит, а ты раздевайся да руки мой, а я чайник пока поставлю, – и уже разворачивается, когда неожиданно внимание на пиджак обращает и щурится, точно пробует рассмотреть лучше. – Это чей-то такой солидный? Эль? Ты ж со Славкой вроде гуляла.

Целых секунд сорок я не нахожу ни одного слова. Господи, как мне перед баб Таней-то теперь оправдаться?

– Это… это друга Славы, – обманываю, едва слова проталкивая, пока вся пятнами покрываюсь. Как же мне не хочется обманывать ещё и баб Таню, неправильно это, когда она ко мне, как к родной. Но правду? Мало того, как расстроится, если узнает, какие деньги отдала сегодня Трофимовским, так как ещё на меня смотреть будет, если узнает, что мы провернуть со Славой пытались. Я не хочу, чтобы о таких страшных вещах кто-то знал. Мне приходится, хотя вины это с меня совсем не снимает. – Встретили, у них сегодня выпускной был, а на улице похолодало, вот он мне и одолжил. Завтра нужно будет отдать.

Баб Таня отчего-то головой, словно причитая, качает. Ещё и прицыкивает.

– Ох, не доглядит Славка-дуреха, уводят же прям из-под носа красоту нашу, – а сама уже идёт на меня.

– Нет, это просто…

Просто что? Жест доброй воли? Теряюсь, что ответить на такое баб Тане, а она уже сама с меня снимает пиджак.

– Давай сюда, повесить на плечики надо, вон какая ткань дорогая, богатый поди ещё друг-то у Славки?

И уходит сразу же в зал, не дожидаясь ответа, а я как прикованная к месту стою и всё только моргаю, обдумывая последние слова.

– Чего стоишь-то? Эль? Голодная же поди, проходи-проходи.

И вот кто ещё скажет, что ей семьдесят лет? Летает по квартире, словно неугомонная стрекоза, перекачиваясь с ноги на ногу. Оживаю, хотя всё ещё не дают покоя слова бабушки. Руки мою, а затем на кухню иду. Мы уже чай допиваем, когда решаюсь задать вопрос.

– Почему вы решили, что меня уводят у Славы?

Про самого Славу не опровергаю, уже привыкла, что бесполезно, нас все подряд пытаются поженить. Кроме единственной Альбины Альбертовны, которая от таких разговоров в ужас приходит и кривит нос.

– Сам тебе предложил пиджак?

Не просто предложил, он и не спрашивал, он за меня всё решил.

– Сам.

– Ну вот, поухаживал он за тобой так. Но может и к лучшему, а то Славка пока расшевелится, уже и постареть можно. Пусть поревнует малёх.

За руку меня пожимает, кладя свою тёплую поверх, и улыбается по-доброму так, прежде чем вставать и, пожелав спокойной ночи, отправиться спать, предварительно сказав, что приготовила для меня ещё и футболку, которую покупала когда-то давно своему сыну, а он её так и не забрал себе.

Догадываюсь, почему. Она ляпистая, в гавайском стиле, такую не каждый мужчина наденет. Хотя я была бы рада любой, главное-то забота. Я бы от неё никогда не отказалась.