«Божечки, а если он чем-то был болен? Какой-то вирус доисторический, из-за которого бактерии не трогают, и поэтому он такой висит тут веками?! И я сейчас ЭТО вдыхаю!»

Я задёргалась, пытаясь вырваться, но лишь подняла облако пыли, надышавшись ещё больше. Хорошо хоть, что основное стрясли парни, пока вешали меня, и теперь я была притиснута к почти чистой коже.

Вспомнила его лицо опять. Тяжёлые густые брови с приподнятыми к вискам уголками, нос с горбинкой, высокие скулы над впалыми щеками. Высохшие губы, под которыми виднелись кончики зубов, будто он скалился, выглядели тёмными, чуть с синевой, но при жизни, должно быть, изгибались красивой полной дугой. Борода с усами определённо была ухоженной, но сейчас, даже аккуратно подстриженная, на ощупь казалась щёткой для обуви. Волосы, лезущие в нос, напоминали помело. Впрочем, какие ещё могут быть волосы у мертвеца?

Рассмотреть его сейчас с такого расстояния не удавалось – нос упирался в скулу, и я могла лишь наблюдать за его трясущейся неровной чёлкой и закрытым левым глазом. Руки начали неметь, и я старалась приподниматься на носочках, чтобы как-то снизить нагрузку на них, из-за чего тело мужчины шаталось и задевало меня гениталиями.

От прикосновений к трупу становилось всё больше не по себе. Холод отступал. То ли я согрелась, потому что шевелилась, то ли воздух в пещере после нашего прихода угомонился, то ли уже замёрзла настолько, что перестала это чувствовать. Зубы так и так стучали. От ужаса, от волнения, от непрекращающихся слёз.

– Тварь такая! – проговорила я, вспоминая Жекин смех. – Мудак конченный! Никогда тебя не прощу, мудила! Чтоб у тебя твой хер отсох, мразь! – и зарыдала на плече мертвеца, уткнувшись в чёрные волосы. Всё равно уже поздно пытаться вывернуться.

На сколько меня здесь оставили, я не знала. Но судя по тому, что они собирались «возвращаться», значит, скорее всего, выйдут из пещеры до лагеря. Так что, как минимум, час есть на дорогу туда-назад. И это при условии, что они не сядут там опять пить. А они, скорее всего, сядут! И я уже знаю, насколько это может затянуться.

Это значило, что я могу проторчать здесь всю ночь. И тогда меня, замёрзшую и измученную, можно будет брать и делать вообще всё что угодно! Я и слова не скажу!

– И это, если я не подцеплю столбняк или трупный яд какой-нибудь!

Я опять расплакалась. Грудь порывисто вздрагивала, вжимаясь в тело подвешенного, между ног холодило и щекотало его волосками. А ведь если я захочу в туалет, придётся делать это под себя!

«Так, нет, я должна выкрутиться! Должна выкрутиться сама! Пока они не вернулись!»

Я с досадой подумала о стягивающей предплечье туристической верёвке, которая привязывала меня к мертвецу, и вспомнила, как буквально неделю назад советовалась с Женькой в магазине, какую лучше взять. Причём, он мне сказал зелёненькую, а я решила, что лучше взять подлиннее – синенькую! На всякий случай, вдруг пригодится?

Пригодилась! Ею меня и связали. Хорошо хоть у них вязального креатива хватило только на верхнюю часть тела. Там они прямо на совесть примотали, а снизу не стали. Впрочем, это всё равно не давало возможности надолго отстранить лобок от холодных гениталий – я упиралась половыми губами прямо в основание его члена.

Постаралась вспомнить, что увидела со стороны, когда оказалась здесь. Сорванное с косточек бёдер трупа одеяние было похоже на старые полуистлевшие штаны. Впавший живот над ними, напомнил об индусах-аскетах. И в целом образ мужчины казался чем-то из той оперы. Может, это какой-то йог, который много лет назад решил уйти в Нирвану таким образом, и добрые люди помогли ему и прибили к стене, чтобы перестал уже ныть и вещать про вибрации Вселенной?