«Вот тебя занесло, Крепс, - почудился Диме знакомый рык Бека. – О деле думай, пацан. Запрыгнуть к Юленьке в койку еще успеешь. Тут главное живыми и невредимыми попасть в теплые объятия Бессараба!»

Блинников вздрогнул, будто очнулся. Посмотрел на сына, таскающего машинку по краю стола, быстро скосил глаза на Юльку, копошившуюся в сумке. Глянул на бедро, обтянутое тугими джинсами, украдкой облапил взглядом такую же высокую, как и раньше, грудь.

«Только вот прежняя Юля Фомина пряталась за широкими балахонами, а эта носит одежду по фигуре, - самому себе заметил Блинников. – Психологи считают, что вот такая смена имиджа связана с большой переменой в жизни, - подумал было Крепс и оборвал себя, будто глупого первогодка. – Психолог хренов, тебе какое дело до ее имиджа?»

Он сумрачно всмотрелся в телефон. Увидел пропущенное сообщение от Ивана Григорьевича Бессараба[VV1] .

- Что за противник, Дима? - написал бывший снайпер Гоголя.

- Два мордоворота из братвы, - тут же напечатал Крепс.

 – На перрон никого не пустят. Я договорился. Из вагона выходи строго по моему сигналу.

- Какому?

- Услышишь, - коротко ответил Бессараб и отключился.

Дима Блинников неплохо знал этого человека. Когда-то давно он служил под руководством Николая Васильевича Егорова, прозванного Гоголем. Воевал с ним в Югославии и прошел еще несколько горячих точек. Закалил характер и нарастил толстый слой брони. Из разговоров командиров Крепс знал, что Бес мальчишкой ушел в армию, добровольно заявившись в военкомат.

- Там какая-то любовь всей жизни, - морщился Гоголь. – Кто-то что-то недопонял. А мне пацана жалко стало. Сам под пули лез…

Теперь же Иван Григорьевич владел заводом в родном городе, но почти каждый год приглашал Гоголя, а с ним и Кирсанова к себе на рыбалку. А где генералы, там и охрана…

«Дача у него прямо у реки, - глубокомысленно вздохнул Блинников. – Отличная дача, кстати. Выстроенная по уму. С охраной и постоянной прислугой. – Туда бы определить Юлю с сыном, а самому разобраться с ее муженьком, чтобы близко к ней не подходил. Если сбежала, значит, обижал он ее. Нужно уточнить», - отметил про себя Крепс и тут же прислушался.

- Воронеж! Ребята! Воронеж! – заорала дурниной проводница и, заглянув в соседнее купе, пробормотала еле слышно. – Там патруль ходит, ребятушки. Сейчас и к нам зайдет. Девчонки из соседнего вагона звонили. Вы бы вышли на перрон, а? Потом опять войдете…

- Спасибо, мать, - сипло пробурчал тот, что постарше. Лысый и толстый Марат. – Сейчас, не беспокойся. И ты тоже с нами выходи, лады? – подмигнул он заговорщицки проводнице, здоровой грудастой тетке с густо накрашенными тенями.

Она кивнула и заспешила обратно в тамбур.

- Воронеж! Воронеж! – снова закричала истошно.

- Удрал – не догонишь, - хмыкнул Маратка и, лениво переваливаясь с ноги на ногу, поплелся к выходу.

- Документы, - попросил, войдя в вагон, парень в полицейской форме. – Предъявите, пожалуйста…

- А на каком основании? – встрепенулся Марат. – Мы выходим уже. Сейчас из-за тебя, лейтенант, свою станцию пропустим.

- Чтоб я тебя тут больше не видел, - угрожающе заметил старлей. – Понял?

- Так выходим, выходим, - запричитал Марат из тамбура, а спустившись вниз, сунул в ладонь проводнице мятый косарик.

- Девка наша где-то неподалеку прячется. Как на место вернется, позвони мне. Мы сейчас в плацкарт билеты купим…

- Конечно, конечно, - запричитала тетка, и форменная пилотка пришла в движение. – Я сама заметила. В Рязани в купе машинка и шаль еще оставались, - сообщила проводница шепотом. – А потом заглянула, уже кто-то забрал.